Сложная любовь - [21]

Внезапно она вспомнила про испорченную блузку. Да, с идеей сидения в кафе придется распроститься. Сидеть не снимая плащ как-то странно, да и неудобно, а снять плащ, увы, нельзя. Она постаралась хотя бы немного отмыть пятно — стало получше, но все равно показаться в таком виде на людях нечего было и думать. Ну что ж, придется решительно отказаться от шампанского, которого ей предложит Михаил, и, извинившись, уехать домой. Как раз по дороге к машине они смогут обсудить все деловые вопросы. А дальше Михаил может отправляться к Вике.

Приняв решение, Галя почувствовала облегчение, но мысль о том, что, возможно, она видит Михаила в последний раз, почему-то навевала на нее грусть.

Застегнув плащ, она вышла из туалета. Михаил сразу поднялся из-за столика и подошел к ней.

— Отлично, — сказал он, — а я уже думал, что вы как в детективе удрали через черный ход. Пойдем.

Михаил, решительно взяв ее под руку, направился к выходу из кафе. Галя опять испытала легкое чувство разочарования оттого, что не смогла предугадать его следующий ход. «Неужели он сейчас отведет меня к машине и на этом все кончиться?» — подумала она.

— Так что там у вас с коммуналкой, собираетесь вы ее продавать или нет?

Михаил улыбнулся.

— А зачем вам это? — вдруг спросил он.

— То есть как зачем? — опешила Галя, — это моя работа.

— Я понимаю, — в голосе Михаила опять послышались снисходительные нотки, — вот я и спрашиваю: зачем вам такая работа, что даже после конца рабочего дня вы не можете говорить ни о чем другом?

Галя хотела ответить ему, что ей нужны деньги, что у нее больная мать, что без этой работы она пропадет, но удержалась. Еще не хватало разоткровенничаться с этим, в общем-то чужим, мужчиной.

— Мне это интересно, — с вызовом ответила она.

— Это здорово, — совершенно серьезным тоном ответил Михаил, — впервые вижу человека, которому интересно торговать чужими квартирами. Впрочем, о вкусах не спорят.

Галя сжала кулаки. Он опять смеется над ней! Ну ладно, она тоже не останется в долгу:

— Я же вас не спрашиваю, почему вам нравится рисовать!

— Как раз на этот вопрос ответить довольно просто. Видите ли, Галя, в условиях современного кризиса фигуративности и изобразительности вообще, в длящуюся уже какое десятилетие эпоху хэппенингов и перформансов, мне представляется довольно интересной некая концептуализация живописного мастерства, которой я занимаюсь.

Михаил сказал эту безумную фразу, не останавливаясь ни на минуту, негромким, проникновенным тоном, будто на самом деле пытаясь ответить на галин вопрос. Ошарашенная, Галя замолчала. Она не сомневалась, что все сказанные Михаилом слова имеют смысл, более того — что все они, взятые вместе, тоже что-то означают, но выяснять сейчас что, было совершенно невозможно. Она закусила губу.

— Что ж, — сказала она, — тарабарщина входит в набор ваших донжуанских инструментов?

— Что вы, Галина Андреевна, какие еще инструменты? А тарабарщина — это у меня профессиональное. Впрочем, — добавил он, вдруг сворачивая в какой-то двор, — мы уже пришли.

Только тут Галя сообразила, что вместо того, чтобы выйдя на Трубную повернуть к особняку «Нашего дома», Михаил свернул на Петровский и теперь они стояли в каком-то странном дворе. Посреди двора возвышалась непонятная конструкция, а из окон соседних домов доносились странные звуки, которые трудно было назвать музыкой.

— Это вы, наверное, пришли, — сказала Галя. — А я собираюсь домой.

— Ну, — улыбнулся Михаил, — мы же еще не обсудили все деловые вопросы, а у меня здесь дела. Хочешь — пойдем со мной, а нет — так подожди во дворе. Часок-другой.

И он широким жестом обвел двор. Ни малейшего желания оставаться здесь в одиночестве у Гали не было, поэтому она спросила:

— А что это?

— Это? — удивился Михаил, — а вы не знаете? Это петлюровский сквот.

Галя посмотрела на него непонимающим взглядом.

— То есть официально это называется, если я не ошибаюсь, «Заповедник искусств» на Петровском бульваре. А в просторечье — Петлюра, так сказать, по имени основателя.

— Какой Петлюра? Который в гражданскую войну? — все еще не понимая переспросила Галя.

— Да нет, украинский художник, который несколько лет назад поселился с друзьями в доме, предназначенном под снос — такое поселение и называется «сквот», — и превратил это в такую галерею, или еще что-то… В общем сама увидишь.

— А что это за звуки?

— Сегодня, если я не ошибаюсь, открытие экспериментального видеофестиваля, то есть, точнее, фестиваля экспериментального видео. Это такая модная область в современном искусстве. Уже лет тридцать модная. Со времен Нам Джун Пайка и Маклюэна.

Галя хотела спросить, кто такой этот Нам (или следовало спросить «кто такая…»?), но решила, что пора перестать задавать вопросы, поскольку каждый новый ответ вводил еще пару незнакомых ей слов. «В конце концов, — вспомнила она наташины слова, — если бы мы пришли на переговоры по недвижимости, то Михаил понял бы еще меньше». Подумав так, она успокоилась и решила просто смотреть по сторонам.

На втором этаже холодного здания в разных комнатах стояли телевизоры и компьютерные мониторы. Иногда по ним действительно шло что-то, напоминающее настоящий видеофильм, но чаще либо менялись одна за другой картинки и фотографии как на слайдах, либо вообще была только одна картинка, сопровождаемая закадровым текстом. При полной бессмысленности всего происходящего в этом чувствовалось какое-то странное очарование.