Сложенный веер - [269]
— Ну, Вы свободны, мой дорогой… абсолютно свободны. Желаю Вам успеха завтра с ситийцами. Держите ухо востро, они очень несимпатичные.
Провались ты сквозь землю, любящий отец, верный раб своей королевы! Я же чувствую, каково сейчас этим двоим, как я им отвратителен, как им больно и стыдно, что на глазах у тебя, у всех твоих присных, я ощупываю их, разглядываю, как рабочий скот. И в то же время как мучительно боятся они того, что вот сейчас ты уйдешь и они полностью окажутся в моей власти. Мне их жалко, и я не хочу этой жалости. Потому что я хочу эту красоту, и я буду ей владеть так, как мне вздумается!
Император Хортуланы с легкомысленным видом помахивает рукой вслед покидающим зал аккалабам. Поклониться он даже не думает. Когда в зале остаются только его приближённые, он возвращается к двум согбенным фигурам в серых орадах, обнимает их сзади за плечи и громко смеется. Он хохочет до слез, долго и счастливо, пока кто-то из придворных не осмеливается напомнить ему:
— Ваше Величество, блутеносборники… они переполнены. Пора поменять.
Глаза у Хорта по чайному блюдцу. Он, не отрываясь, таращится на Кателлу, стараясь не пропустить ни одного образа, ни одного ощущения из тех, которые она транслирует.
Она делает вид, что устала, и просит позволения сделать паузу. Хорт кивает. Ему надо переварить впечатления. «Бедный мальчик! — думает Кателла, заслонившись ментальным экраном. — Они ему там совсем ничего не рассказывают. История-то общеизвестная. Ладно, Аккалабат: здесь ее попытались скорее забыть. Но на Хортулане… я думала, ее знает любая мышь в королевском дворце. Из этого никогда не делалось тайны».
— Ну, дальше! Дальше-то что? — Хорт уже готов продолжать.
— Дальше? Император начал с Элли. Ему хотелось прекрасную деле, а он не смог трансформировать парня. Переходил от гнева к депрессии в течение нескольких дней, потом… — Кателла облизывает пересохшие губы, отводит глаза. Хорт, по-своему истолковав ее нерешительность, ковыляет с пластиковым стаканчиком местного вина. Кателла запомнила: это лучший сорт — эгребское. Благодарные аккалабы балуют своего спасителя. Она благодарит и старается пить подольше, соображая, как бы сформулировать неудобную мысль. С последним глотком приходит решение: нечего щадить императора Хортуланы! Он знает кое-что и похуже.
— В общем, только после того как на Элли потопталась вся императорская гвардия — от первого офицера до последнего солдата — им удалось ее трансформировать. Императору была предоставлена искомая прекрасная деле. Только полностью обезумевшая от боли и унижений. Понести она от них не могла, ты знаешь…
— Да уж, — довольно мяукает Хорт. — В ум себе не возьму, почему другие планеты не хотят позаимствовать у нас это справедливое и мудрое установление: для оплодотворения требуется добавить сперму главы государства? Придумали себе де-мо-гра-фи-чес-кие проблемы, — он с явным удовольствием выговаривает ученое слово. — У кого кризис рождаемости, у кого — перепроизводство населения. У нас такого не бывает. Каждый отец семейства, прежде чем таковым стать, должен получить у императора толику животворного семени. Если, конечно, император соблаговолит… а может и не соблаговолить, — зевает император. — Давай дальше.
Кателла закатывает глаза. Все-таки он невыносим!
— Итак, сумасшедшая прекрасная деле была предоставлена императору Хорту. Он объявил ее своей плодоносящей женой…
— Это еще что такое? — прерывает Хорт.
— Был такой титул. Его отменил твой дедушка, который отчего-то решил прожить с твоей бабушкой всю свою жизнь. До него у императоров Хортуланы были гаремы…
— Да знаю я!
— Если ты будешь перебивать через каждое слово, я не буду рассказывать.
— Извини. Я вспомнил, кто такая «плодоносящая жена». Это та единственная, дети которой могли претендовать на престол. Большая честь для трансформированного аккалаба.
— Увы, леди Элли не могла оценить эту честь. Она, как я уже сказала тебе, ничего не соображала. Бродила, как сомнамбула, по дворцу… Зато ее брат… За время, пока леди Элли развлекала хортуланскую солдатню, Синт ухитрился вкрасться в доверие к императору Хорту. Да еще в какое доверие! Их водой было не разлить!
— И они… это?.. — император красноречиво шевелит пальцами.
Кателла решает поиздеваться.
— Что «это»? — с невинным видом переспрашивает она.
— Ну, это самое… — щеки у императора полыхают.
«Батюшки, мальчик, а не пора ли тебе уже завести плодоносящую жену, императрицу или на худой конец пару-тройку наложниц? Сдается мне, как-то у тебя с этим делом не очень…» — соображает Кателла. И невозмутимо уточняет:
— Какое «самое»?
— Был ли у них секс? — смело выпаливает император. И зажмуривает глаза от ужаса.
— Ну разумеется, — голос у Кателлы самый что ни на есть легкомысленный. — Еще какой! И, конечно, никаких трансформаций.
— Чтоооо? — император зажмуривается еще сильнее, и у Кателлы такое ощущение, что он вот-вот спрячется под кресло. — Мужчина с мужчиной?
— Видишь ли, Хорт, — торжествующе объявляет Кателла, — на многих планетах это не считается чем-то удивительным. Хортулана в данном случае скорее исключение из правил.
Приквел к "Вееру миров". Для тех, кто хочет знать, что было пятьсот лет назад.
Ад строго взимает плату за право распоряжаться его силой. Не всегда серебром или медью, куда чаще — собственной кровью, плотью или рассудком. Его запретные науки, повелевающие материей и дарующие власть над всесильными демонами, ждут своих неофитов, искушая самоуверенных и алчных, но далеко не всякой студентке Броккенбургского университета суждено дожить до получения императорского патента, позволяющего с полным на то правом именоваться мейстерин хексой — внушающей ужас и почтение госпожой ведьмой. Гораздо больше их погибнет в когтях адских владык, которым они присягнули, вручив свои бессмертные души, в зубах демонов или в поножовщине среди соперничающих ковенов. У Холеры, юной ведьмы из «Сучьей Баталии», есть все основания полагать, что сука-жизнь сводит с ней какие-то свои счеты, иначе не объяснить всех тех неприятностей, что валятся в последнее время на ее голову.
Джан Хун продолжает свое возвышение в Новом мире. Он узнает новые подробности об основателе Секты Забытой Пустоты и пожимает горькие плоды своих действий.
Что такое «Городские сказки»? Это диагноз. Бродить по городу в кромешную темень в полной уверенности, что никто не убьет и не съест, зато во-он в том переулке явно притаилось чудо и надо непременно его найти. Или ехать в пятницу тринадцатого на последней электричке и надеяться, что сейчас заснешь — и уедешь в другой мир, а не просто в депо. Или выпадать в эту самую параллельную реальность каждый раз, когда действительно сильно заблудишься (здесь не было такого квартала, точно не было! Да и воздух как-то иначе пахнет!) — и обещать себе и мирозданию, вконец испугавшись: выйду отсюда — непременно напишу об этом сказку (и находить выход, едва закончив фразу). Постоянно ощущать, что обитаешь не в реальном мире, а на полмиллиметра ниже или выше, и этого вполне достаточно, чтобы могло случиться что угодно, хотя обычно ничего и не происходит.
Главный персонаж — один из немногих уцелевших зрячих, вынужденных бороться за выживание в мире, где по не известным ему причинам доминируют слепые, которых он называет кротами. Его существование представляет собой почти непрерывное бегство. За свою короткую жизнь он успел потерять старшего спутника, научившего его всему, что необходимо для выживания, ставшего его духовным отцом и заронившего в его наивную душу семя мечты о земном рае для зрячих. С тех пор его цель — покинуть заселенный слепыми материк и попасть на остров, где, согласно легендам, можно, наконец, вернуться к «нормальному» существованию.
Между песчаными равнинами Каресии и ледяными пустошами народа раненое раскинулось королевство людей ро. Земли там плодородны, а люди живут в достатке под покровительством Одного Бога, который доволен своей паствой. Но когда люди ро совсем расслабились, упокоенные безмятежностью сытой жизни, войска южных земель не стали зря терять время. Теперь землями ро управляют Семь Сестер, подчиняя правителей волшебством наслаждения и крови. Вскоре они возведут на трон нового бога. Долгая Война в самом разгаре, но на поле боя еще не явился Красный Принц. Все умершие восстанут, а ныне живые падут.
Никогда неизвестно, кто попадёт тебе в руки, вернее, кому попадёшь в руки ты, куда это тебя приведёт, и в кого превратит. Неизвестно, что предстоит сделать для того, чтобы мир не погиб. Неизвестно, как сохранить близких, которых у тебя никогда не было.