Слово о сыновьях - [16]

Не было в училище такого начинания, в котором не участвовал бы Борис. Он выступал в спортивных соревнованиях и очень гордился, что их училище почти всегда занимает первое место.

— Первенство само в руки не идет. Надо постоянно заниматься, — неустанно твердил он мне.

Иногда я ходила смотреть на его тренировки. Мне было приятно видеть, как легко и свободно перебрасывал Борис свое мускулистое тело через турник, прыгал через козла, метал гранату, вертелся на трапеции.

В минуты задумчивости он признавался мне:

— Знаешь, мама, я только теперь понял, что такое счастье, к которому я стремился. Понял, почему не мог сблизиться с ребятами в Бухаресте. Я не представлял себе всего этого ясно, но сейчас понял, что вступил в новую жизнь. Я буду всеми силами стараться, чтобы жизнь моя была такой, какой живут советские люди. Постараюсь принести хоть маленькую пользу своей Родине.

Как мечтал Борис, чтобы люди сказали о нем:

— Да, он настоящий советский человек!

Незаметно наступила весна. Сыновья усердно готовились к выпускным экзаменам. Мы ждали их на отдых и часто говорили о том, куда поедем на каникулы, собирались навестить своих старых друзей в Царьграде, покататься по Днестру… Но вдруг все изменилось.

ГРОЗА

После дождливой весны установилось солнечное жаркое лето. На полях, перекатываясь зелено-желтыми волнами, зрели высокие густые хлеба. Глядя на них, крестьяне с радостью говорили:

— Урожай нынче богатый выдался. Заживем…

— И земля-то, видать, теперь свободнее вздохнула. Не скупится для простого человека.

В Кугурештской МТС, где я работала бухгалтером, деятельно готовились к уборке урожая. Под навесом стояли поблескивающие краской новенькие жатки и комбайны. У мастерских оглушительно фыркали тракторы. Механизаторы обстоятельно проверяли машины перед выходом в поле. Директор МТС, Василий Никитич Мишин, энергичный и беспокойный человек, поторапливая всех, убеждал:

— Это наше первое испытание. Надо постараться.

Помню, в тот жаркий субботний день на западе громоздились тяжелые темные тучи. Постепенно заволакивая горизонт, они настигли солнце и закрыли его.

Вихрем налетел горячий ветер, взметая пыль. Вот черное небо рассекла яркая вспышка молнии, оглушительно ударил гром, и первые крупные капли шлепнулись в пыль. А через минуту на земле уже плясал ливень.

Дождь шел всю ночь, и только к утру прояснилось. На чисто вымытом голубом небе ярко засияло солнце. Напоенная влагой, паром дышала земля.

Был воскресный день. Мы сидели в садике, наслаждаясь наступившей после дождя прохладой. Стукнула калитка, и во двор вошел подавленный и словно съежившийся Мишин. Он угрюмо поздоровался и, сев на лавочку, опустил голову. Мы не привыкли видеть его таким и сразу поняли: что-то случилось.

Мишин поднял голову и посмотрел на нас.

— Не слыхали, что ли?

— Слышал, — спокойно ответил Григорий Амвросиевич. — Тут один прохожий говорил.

— А что такое? — встревожилась я.

— Война… Немцы напали… — сдавленно проговорил Мишин.

Мы молчали, потрясенные. А Василий Никитич рассказывал нам о первых горестных вестях войны.

— Фашистские самолеты бомбили Кишинев и Бельцы… Начались пожары.

Жестокой болью обожгли меня эти слова. Дети! Ведь они там учатся — в Кишиневе и Бельцах.

— Гриша, их надо скорее вызвать, — сквозь слезы крикнула я. — Их могут убить.

— Не волнуйся, они уже не маленькие, сами знают, что нужно делать, — успокаивал меня муж.

— Вы приходите завтра пораньше, Зинаида Трофимовна, — попросил Мишин и, попрощавшись, ушел.

Он еще находился в том подавленном состоянии, когда внезапно обрушившееся горе порождает у человека растерянность. Все, к чему он так старательно готовился, во что вкладывал всю душу, — рухнуло. Война перевернула всю жизнь, разрушила мечты.

Не жаворонки теперь были хозяевами неба — самолеты бороздили его. Где-то вдалеке, видно над Бельцами, шли воздушные бои. Ночью тьму пронизывали полосы прожекторов и огненные нити трассирующих пуль. Иногда мы видели загоревшийся в воздухе самолет. Распустив огненный хвост, он метеором падал на землю. Наш или вражеский — кто знает? Всю ночь в небе полыхало зарево пожаров.

Война! Серые тучи низко ползут над землей. Мелкий дождик моросит вот уже несколько дней. Я печально смотрю на разлинованное дождевыми струями окно и с болью думаю о сыновьях… Вот в сетке дождя выплыла из-за угла знакомая фигура. Неужели Михаил? Худой, осунувшийся, еле передвигает ноги.

Я выбежала навстречу.

— Миша, дорогой…

Он поднял на меня красные, воспаленные глаза и с трудом выговорил:

— Устал очень…

Войдя в комнату, он, не раздеваясь, повалился на кровать и моментально уснул. Спал он долго и только вечером, за ужином, рассказал о себе:

— Оставаться в Кишиневе больше было невозможно. Немцы бомбят по нескольку раз в день. Сначала мы целые сутки проводили на крыше училища, боролись с зажигалками. А потом нам объявили, что занятия временно прекращаются, и предложили разойтись по домам. Железная дорога, сами знаете… Я боялся, как бы вы не уехали, и страшно спешил. Сто сорок километров прошел…

Иначе сложилась судьба Бориса. В училище спешно заканчивали учебный год. Несмотря на тяготы военного времени, были проведены выпускные экзамены. Директор поздравил выпускников, в числе которых был и Боря, с окончанием училища и, вместо обычного пожелания успехов на благородном педагогическом поприще, обратился с призывом: