Словарь крылатых выражений - [12]
ВЕЛИКИЙ ЗВЕРЬ НА МАЛЫЕ ДЕЛА. Результат, не оправдавший затраченных человеком усилий; неспособность кого-либо к значительным свершениям.
Истоки: басня И.А. Крылова "Воспитание Льва", в которой Лев предполагает отдать сына на воспитание Кроту, так как:
ВЕЛИКИЙ КОМБИНАТОР. (см. ОСТАП БЕНДЕР).
ВЕЛИКИЙ, МОГУЧИЙ, ПРАВДИВЫЙ И СВОБОДНЫЙ РУССКИЙ ЯЗЫК. Поэтическая характеристика своеобразия русского языка.
Истоки: стихотворение в прозе И.С. Тургенева "Русский язык" (1822): "Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах моей родины, — ты один мне поддержка и опора, о великий могучий, правдивый и свободный русский язык!.. Не будь тебя — как не впасть в отчаяние при виде всего, что совершается дома. Но нельзя верить, чтоб такой язык не был дан великому народу!"
ВЕЛИКИЙ ПЕРЕЛОМ. Период коллективизации в СССР, ликвидация кулачества.
Истоки: статья И.В. Сталина "Год великого перелома", опубликованная в газете "Правда" 7 ноября 1929 г.: "Истекший год был годом великого перелома на всех фронтах социалистического строительства. Перелом этот шел и продолжает идти под знаком решительного наступления социализма на капиталистические элементы города и деревни".
ВЕРА БЕЗ ДЕЛ МЕРТВА. Необходимость подкрепления теории практикой.
Истоки: Послание апостола Иакова (2:10).
ВЕРА ГОРАМИ ДВИГАЕТ. Твердое убеждение способствует преодолению трудностей.
Истоки: Евангелие от Матфея (17:20). "Если вы будете иметь веру в горчичное зерно и скажете горе сей: "перейди отсюда сюда", и она перейдет; и ничего не будет невозможного для вас".
ВЕРГИЛИЙ. Нарицательное имя опытного путеводителя, наставника, проводника.
Истоки: в поэме "Божественная комедия" Данте изобразил в качестве проводника по загробному миру знаменитого римского поэта Вергилия, признанного в древности, и особенно в средние века, носителем высшей человеческой мудрости.
ВЕРЕВКА — ВЕРВИЕ ПРОСТОЕ. Пустословие; информация, не требующая пояснения.
Истоки: басня русского поэта-баснописца И.И. Хемницера "Метафизик".
Ее герой студент-недоучка упал в яму и не желал принять помощь до тех пор, пока ему не объяснят, что такое веревка.
ВЕРЕВКА ПЛАЧЕТ. О негодяе, заслуживающем примерного наказания (повешения).
Истоки: во время казни через повешение веревку намыливали, и с нее стекали капли пены, как слезы.
ВЕРНЕМСЯ К НАШИМ БАРАНАМ. Призыв к отвлекшемуся продолжить работу.
Истоки: фарс "Адвокат! Пьер Патлен" (ок. 1470 г.), в котором рассказывается о богатом суконщике, судившемся с пастухом. Обвиняя пастуха, суконщик разразился упреками в адрес адвоката, и фразой "вернемся к нашим баранам" судья заставил его вспомнить о деле. Похожая ситуация описана римским поэтом I в. Марциалом. В одной из эпиграмм (6, 19) адвоката Постмуса, рассуждающего о Каннах, Митридате, карфагенянах, призывают вернуться к трем украденным козам, из-за которых происходит спор.
ВЕРНУТЬСЯ К СВОИМ ПЕНАТАМ. Возвратиться домой.
Истоки: в переводе с латыни "пенаты" — "боги, покровители домашнего очага". Их почитание было связано с культом умерших предков — хранителей семьи. Скульптурные фигурки божков помещались возле домашнего очага.
ВЕСЕЛЕНЬКИЙ ПЕЙЗАЖИК (ироническое). Пустынное, безотрадное место.
Истоки: повесть Н.Г. Помяловского "Молотов" (1861), словахудожника Череванина: "Захлопнут гроб крышкой. и опустят тело в подземные жилища. ползут черви, крысы кроты. Веселенький пейзажик".
ВЕСЕЛЫМИ НОГАМИ. О заплетающейся походке нетрезвого человека.
Истоки: церковные пасхальные песнопения: "К свету идяху, Христе, веселыми ногами".
ВЕСЕННИЕ МЕЧТАНИЯ. ПОВЕЯЛО ВЕСНОЮ. Изменения в политической жизни страны.
Истоки: в либеральной газете "Русские ведомости" 24 сентября 1904 г. в связи с назначением на пост министра внутренних дел князя П.Д. Святополк-Мирского писалось: "Повеяло весной. таково общее впечатление; это говорят в обществе; это отмечает печать". О политической весне писала газета "Новое время": "Разве речь министра внутренних дел, сказанная 16 сентября, не веяние весны, не ясный ее признак?" Выражение "повеяло весною" было подхвачено всей либеральной печатью. В действительности же "эра весны" выразилась лишь в некотором ослаблении цензурного гнета, возвращении сосланных либеральных деятелей и разрешении петербургского съезда земских деятелей. На посту министра внутренних дел Святополк-Мирский пробыл менее года и был уволен в отставку после 9 января 1905 г., а "весна" сменилась военно-полицейской диктатурой Д.Ф. Трепова.
Обновленное и дополненное издание бестселлера, написанного авторитетным профессором Мичиганского университета, – живое и увлекательное введение в мир литературы с его символикой, темами и контекстами – дает ключ к более глубокому пониманию художественных произведений и позволяет сделать повседневное чтение более полезным и приятным. «Одно из центральных положений моей книги состоит в том, что существует некая всеобщая система образности, что сила образов и символов заключается в повторениях и переосмыслениях.
Андре Моруа – известный французский писатель, член Французской академии, классик французской литературы XX века. Его творческое наследие обширно и многогранно – психологические романы, новеллы, путевые очерки, исторические и литературоведческие сочинения и др. Но прежде всего Моруа – признанный мастер романизированных биографий Дюма, Бальзака, Виктора Гюго и др. И потому обращение писателя к жанру литературного портрета – своего рода мини-биографии, небольшому очерку о ком-либо из коллег по цеху, не было случайным.
Андре Моруа – известный французский писатель, член Французской академии, классик французской литературы XX века. Его творческое наследие обширно и многогранно – психологические романы, новеллы, путевые очерки, исторические и литературоведческие сочинения и др. Но прежде всего Моруа – признанный мастер романизированных биографий Дюма, Бальзака, Виктора Гюго и др. И потому обращение писателя к жанру литературного портрета – своего рода мини-биографии, небольшому очерку, посвященному тому или иному коллеге по цеху, – не было случайным.
Как литература обращается с еврейской традицией после долгого периода ассимиляции, Холокоста и официального (полу)запрета на еврейство при коммунизме? Процесс «переизобретения традиции» начинается в среде позднесоветского еврейского андерграунда 1960–1970‐х годов и продолжается, как показывает проза 2000–2010‐х, до настоящего момента. Он объясняется тем фактом, что еврейская литература создается для читателя «постгуманной» эпохи, когда знание о еврействе и иудаизме передается и принимается уже не от живых носителей традиции, но из книг, картин, фильмов, музеев и популярной культуры.
Что такое литература русской диаспоры, какой уникальный опыт запечатлен в текстах писателей разных волн эмиграции, и правомерно ли вообще говорить о диаспоре в век интернет-коммуникации? Авторы работ, собранных в этой книге, предлагают взгляд на диаспору как на особую культурную среду, конкурирующую с метрополией. Писатели русского рассеяния сознательно или неосознанно бросают вызов литературному канону и ключевым нарративам культуры XX века, обращаясь к маргинальным или табуированным в русской традиции темам.
Набоков ставит себе задачу отображения того, что по природе своей не может быть адекватно отражено, «выразить тайны иррационального в рациональных словах». Сам стиль его, необыкновенно подвижный и синтаксически сложный, кажется лишь способом приблизиться к этому неизведанному миру, найти ему словесное соответствие. «Не это, не это, а что-то за этим. Определение всегда есть предел, а я домогаюсь далей, я ищу за рогатками (слов, чувств, мира) бесконечность, где сходится все, все». «Я-то убежден, что нас ждут необыкновенные сюрпризы.