Словарь цвета поэзии Иосифа Бродского - [7]
Гость белой нищеты и белых сигарет (1, 43)
и белый конь бежит к заливу (1, 65)
в твоих белых глазах (1, 69)
Навсегда белый свет, белый снег, белый свет (1, 69)
вечно белых вершин (1, 69)
Маллиган и Ширинг, Ширинг, в белых платьях (1, 72)
вы все там в белых платьях (1, 72)
вы все там в белых платьях и в белых рубашках (1, 72)
проходят ночью / в белом свете дня (1, 75)
стекает вниз вода и белый свет (1, 82)
и белый свет, железный свист (1, 84)
весь белый свет мы спасаем живьем (1, 89)
прелестный белый свет (1, 89)
шагает Некто / средь бела дня (1, 90)
вышагиваю я / средь бела дня (1, 90)
марайте белый лист (1, 109)
Погребальный белый пароход (1, 113)
С белой часовни на склоне холма (1, 138)
с белой часовни, аляповат и суров (1, 138)
Чуть шелохнулись белые листки (1, 151)
за белою коровой вьется вслед (1, 162)
осенит / белой ночью твоя / неподвижная слава (1, 168)
Соседней крыши белый скат (1, 231)
Лишь белый снег летит с ночных небес (1, 232)
И больше звуков нет на белом свете (1, 233)
лежит под покрывалом белым (1, 235)
Ночь белая глядит с высот (1, 236)
Она (мгла) сама светла, бела (1, 241)
Волю дает, дав по рогам, белой корове (2*, 8)
После глядишь, спереди гладь, белая скатерть (2*, 9)
к белым платьицам нимф (2, 10)
в белом царстве спрятанных лиц (2, 11)
Белым паром дыша (2, 14)
Клубился белый пар (2, 20)
твой шлем / из шерсти белой (2, 53)
Белый лист и желтый свет / омывают (2, 89)
уж белых мух никто не клюнет слепо (2, 103)
белеет лицо / вроде белой тарелки (2, 128)
Зима мила и бела (2, 142)
Даже белый лебяжий пух / не нарушал границ (2, 163)
В опасности белая раса (2, 186)
И да маячит его сосуд / чем-то черным на чем-то белом (2, 223)
И я возьму еще бутылку белой (2, 239)
Маячат белые, как детство, крыши (2, 249)
в больницах красят белым (2, 296)
на нем был белый плащ (2, 297)
То не в церковь белую к венцу (2, 307)
Хозяйки белые дома / здесь топят розоватым буком (2, 310)
Фигура в белом «рак» произносит (2, 328)
Туман был бел (2, 337)
бывшее тоже белым / судно (2, 337)
земля / была черна для белого зерна (2, 338)
Последнее время я / сплю среди бела дня (2, 424)
зачем так много черного на белом (2, 366)
садится / на белую намыленную щеку (2, 398)
Под белой колоннадою дворца (2, 402)
несущий стражу возле белой двери (2, 402)
они / на фоне белом, / не обладая телом (3, 20)
Там, за нигде, за его пределом / – черным, бесцветным, возможно, белым (3, 47)
в отечестве белых головок (3, 58)
В своем столетьи белая ворона (3, 65)
в штатской / белой кровати (3, 73)
Только груда белых тарелок (3, 86)
ангелы в белом (3, 87)
Три белых утки плавают в пруду (3, 92)
Мелькает белая жилетная подкладка (3, 94)
возникают белые пятна на карте мира (3, 151)
комкает белое (смуглое) просто ню (3, 153)
болтается белый пиджак сагиба (3, 153)
туман не слезает с белой / колокольни (3, 156)
фонари обрываются, как белое многоточье (3, 157)
точно белый / кожаный мяч (3, 157)
Белые мотыльки / порхают у баптистерия (3, 163)
Танец белых капустниц похож на корабль (3, 164)
слова, выделяющиеся на белом / фоне отчетливей (3, 165)
Знай, что белое мясо, плоть (3, 179)
сам Казимир бы их не заметил, / белых на белом (3, 200)
О том, как чернеть на белом, / покуда белое есть и после (3, 202)
да и тело не делается белее (3, 204)
о белых пятнах / мухоморов (3, 222)
Белый на белом, как мечта Казимира (3, 232)
В епанче белый глубокий вырез / как волновал (3, 236)
Я пишу эти строки, сидя на белом стуле (3, 240)
белого, как пустая бумага, дня (3, 243)
в одно / белое после себя пятно (3, 246)
Белых склонов тишь да гладь (3, 266)
ковыряет средь бела дня / внучка хозяина (4, 17)
Среди бела дня начинает стремглав смеркаться (4, 42)
белые стены комнаты делаются белей (4, 49)
Статуя Аполлона / не кусается. Белая простыня тоже (4, 62)
Когда-то я знал на память все краски спектра. / Теперь различаю лишь белый (4, 78)
По колено в снегу, ты возвышался белый (4, 82)
Белый хлопчатобумажный ангел (4, 91)
Так бело, что не может быть белей (4, 93)
По ночам темнота, что всегда была непроглядна / и та, как постель бела (4, 93)
Не рубаха бела, а покатость плеч (4, 93)
На юге, где в редкость осадок белый, / верят в Христа (4, 168)
Ну и что ж, что средь бела дня (4, 182)
белый карлик, квазар / напоминает (4, 189)
они и сталкиваются средь бела дня (4, 198)
не хватает нам бумаги белой (Звезда, 1997, № 7, 3)
нечто белое, как гость (Box 37:767)
война / закончилась пораженьем черных, / белых, красных, коричневых и прочих оттенков спектра (Box 56:1084)
пером владея, / черным по белому вывел где я: / оно оставляет свои следы (Межпланетное («В эпоху полетов к Луне и я…»)) (Box 61:1298)
Под сенью струй коричневых и быстрых / сидят два белых старика (Box 63:1428)
Гелиос врезавшись в остров, крошил о белый / известняк неземные мослы (Box 67:1711)
на твоем плече, на белой бретельке пену (Box 68:1746)
Голодный твой народ на свете белом / займется, как и мой, бродячим делом (РНБ, ед. хр. 95)
Все эти праздники белой стаей / садятся в двуликое море… (РНБ, ед. хр. 121)
Они (лошади) стоят и жуют сено или овес / в привязанной на морду торбе, окутан– / ные белым облаком пара, как некие святые (РНБ, ед. хр. 234)
Жизнеописания Иосифа Бродского не существует, несмотря на вполне закономерный интерес читателей к его личности и судьбе.Книга «Иосиф Бродский глазами современников (1996–2005)» в известной степени восполняет этот пробел в истории культуры XX века.Читатель видит поэта глазами его друзей, переводчиков, издателей из России, США, Англии, Франции, Италии, Польши, Швеции, Израиля. В итоге создается широкая картина жизни Иосифа Бродского в разные периоды. Читатель получает представление о личности одной из самых ярких и загадочных фигур последних десятилетий русской и мировой культуры.Валентина Полухина — профессор Кильского университета (Англия), специалист в области современной русской поэзии, автор ряда работ о творчестве Иосифа Бродского «Joseph Brodsky: A Poet for Our Time» (CUP, 1999), «Brodsky Through the Eyes of his Contemporaries» (London: Macmilan, 1992) (расширенные русские версии: «Бродский глазами современников» (СПб.: Журнал «Звезда», 1997) и «Словарь тропов Бродского» (совместно с Юлей Пярли; Тарту, 1995))
От составителя и издателяВыбрать из 153 интервью самые интересные, самые содержательные, избежав повторений, оказалось весьма непросто. Повторы смущали и самого Бродского, но он их воспринимал как неизбежность жанра интервью. Однако нам представляется, что для читателя повторы представляют немалую ценность, ибо подчеркивают круг идей, которые не оставляли Бродского в покое в течение всей его жизни. Кроме того, чтобы исключить повторы, пришлось бы подвергнуть некоторые интервью своего рода цензуре, что в высшей степени неэтично: все собеседники Бродского вправе рассчитывать, что при перепечатке их интервью не будут изменены.
«Величие Иосифа Бродского как поэта связано с его предположением, что жизнь должна измеряться требованиями искусства, но не наоборот. Эти беседы демонстрируют, что его дружба оказывает равно возвышающее и стимулирующее воздействие на одаренных современников. Бродский возник как своеобразный озонный слой, сам по себе предохраняющий и увеличивающий вероятность поэтической жизни в наше время. Беседы, действительно, исполнены жизни и весомо свидетельствуют о высокой силе Иосифа.»Шеймус Хини, лауреат Нобелевской премии по литературе (1995)
История всемирной литературы — многотомное издание, подготовленное Институтом мировой литературы им. А. М. Горького и рассматривающее развитие литератур народов мира с эпохи древности до начала XX века. Том V посвящен литературе XVIII в.
Опираясь на идеи структурализма и русской формальной школы, автор анализирует классическую фантастическую литературу от сказок Перро и первых европейских адаптаций «Тысячи и одной ночи» до новелл Гофмана и Эдгара По (не затрагивая т. наз. орудийное чудесное, т. е. научную фантастику) и выводит в итоге сущностную характеристику фантастики как жанра: «…она представляет собой квинтэссенцию всякой литературы, ибо в ней свойственное всей литературе оспаривание границы между реальным и ирреальным происходит совершенно эксплицитно и оказывается в центре внимания».
Главное управление по охране государственных тайн в печати при Совете Министров СССР (Главлит СССР). С выходом в свет настоящего Перечня утрачивает силу «Перечень сведений, запрещенных к опубликованию в районных, городских, многотиражных газетах, передачах по радио и телевидении» 1977 года.
Эта книга – вторая часть двухтомника, посвященного русской литературе двадцатого века. Каждая глава – страница истории глазами писателей и поэтов, ставших свидетелями главных событий эпохи, в которой им довелось жить и творить. Во второй том вошли лекции о произведениях таких выдающихся личностей, как Пикуль, Булгаков, Шаламов, Искандер, Айтматов, Евтушенко и другие. Дмитрий Быков будто возвращает нас в тот год, в котором была создана та или иная книга. Книга создана по мотивам популярной программы «Сто лекций с Дмитрием Быковым».
Что отличает обычную историю от бестселлера? Автор этой книги и курсов для писателей Марта Олдерсон нашла инструменты для настройки художественных произведений. Именно им посвящена эта книга. Используя их, вы сможете создать запоминающуюся историю.
Герой эссе шведского писателя Улофа Лагеркранца «От Ада до Рая» – выдающийся итальянский поэт Данте Алигьери (1265–1321). Любовь к Данте – человеку и поэту – основная нить вдохновенного повествования о нем. Книга адресована широкому кругу читателей.