Словарь цвета поэзии Иосифа Бродского - [27]
И новый свет бежит издалека (1, 104)
и тот же тусклый свет из-за угла (1, 104)
одновременно, вместе тень и свет (1, 112)
И жизнь шумит и зажигает свет (1, 120)
со сумраку, по свету Петрограда / гони меня (1, 122)
И в коридоре выключает свет (1, 125)
как будто будут свет и слава (1, 135)
Засвети же свечу / или в лампочке свет (1, 139)
на миг погас и снова вспыхнул свет (1, 150)
струится свет, переходя во тьму (1, 152)
кружился свет, но не было темно (1, 152)
Кот сумрачно под лампою лежал, / и свет его прекрасно окружал (1, 155)
Напрасно вы не выключили свет! (1, 158)
Лишь свету от небес благодаря / мой век (1, 161)
молчание и непрерывный свет (1, 161)
возникнет свет, внезапный до зари (1, 165)
и алый свет, явившийся извне (1, 165)
ты маятник от света и во мрак (1, 166)
напрасно вы не выключили свет (1, 167)
Зачем струил он черный свет из глаз? (1, 177)
Так начнется 21-й, золотой, / на тропинке красным светом залитой (1, 178)
обволакивая паром этот свет (1, 178)
и тьма вдвойне сильнее света (1, 187)
Свет фонаря касается трубы (1, 196)
когда не найдешь меня ты / днем при свете дня (1, 198)
из глаз / струится ровный свет в чужие розы (1, 200)
От рожденья на свет / ежедневно куда-то уходим (1, 202)
в чьей-то жизни чужой / мы становимся светом и тенью (1, 202)
над отчизной горит, / разливается свет темно-синий (1, 203)
и вокруг твоих ног завивается свет (1, 210)
бьет прекрасный рояль, разливается свет (1, 210)
но при свете луны, мимо сонных округ, / засыпая (1, 111)
Свет и безмерность боли (1, 218)
Только всего сильней / электрический свет в глазах (1, 223)
теней спины / залитый светом лик (1, 223)
залитый светом взор (1, 223)
Так еще горит / здесь предо мною свет (1, 223)
И если погаснет свет, / зажжет свой фонарик боль (1, 224)
звездам… их свет сейчас, / который блестит окрест (1, 229)
Не вспыхнет свет, не скрипнет колесо (1, 231)
Господь оттуда – только свет в окне (1, 234)
Забыв тебя, мой свет, / в сырой земле (1, 235)
все-таки жил, / делал тени из ясного света (1, 238)
(Свеча горит во мраке полным светом) (1, 152)
Не видно против света, смутно эдак (1, 253)
лесные звери – спины свет закрыл (1, 254)
средь них (корней) зажгла свой свет прозрачный (1, 255)
почили здесь – в песке нагретом, светлом (1, 257)
Холодный свет зари залил кусты (1, 261)
Сочится пыль и свет во все углы (1, 262)
Пылится свет, струясь сквозь щелку эту (1, 262)
Видна земля, / видней в ней то, что в ярком свете слабо (1, 264)
пламя. / Оно горит, хоть все к тому, чтоб свет / угас (1, 265)
И все ж она стремит свой свет во тьму (1, 265)
здесь, в дому, еще сверкает свет (1, 268)
во сне он видит при погасшем свете (1, 268)
Зажегся свет. Мелькнула тень в окне (1, 275)
и серебро и желтый свет смешались (1, 275)
Свет засверкал. Намек на сумрак (1, 275)
а свет всегда наполовину мертв (1, 275)
Настоящий изгнанник – никто / в море света (1, 279)
когда на красный свет / бежит твой призрак (2*, 164)
и свет дневной в развалинах встает (2*, 204)
Дай ее разбудить, светом прильнуть к завесам / всех семи покрывал (2, 16)
всех семи покрывал, светом сквозь них пробиться! (2, 16)
Зыблется свет неверный (2, 18)
чтобы свет от лампочки в пролете / падал (2, 23)
как только Старушка погасит свет (2, 73)
Мадам, это больше, чем свет небес (2, 74)
Поскольку жизнь лишь – вбирает свет (2, 74)
Рождает чувства, и форму им / светом оно придает своим (2, 74)
ночью при свете свечи пересчитывает стропила (2, 76)
Белый лист и желтый свет (2, 89)
Но лик ее при этом – / пусть залитый закатным светом – невольно делается (2, 92)
Темнеет надо мною свет (2, 93)
А на / кого кричать, что свет потух (2, 99)
листья / лицом, изнанкой молча смотрят в свет (2, 103)
Снег, снег летит, со светом сумрак слит (2, 103)
сейчас земля и свет небес грозят (2, 103)
То станет пылью, что в последний миг / небесный свет зальет (2, 104)
все полно жужжанья, крику, свету (2, 104)
здесь не видно света, весь мир исчез (2, 107)
«Огонь и свет – меж них разрыва нет» (2, 107)
А в небе – желтый свет (2, 108)
смотреть невмочь, / как край стекла, залитый светом, блещет (2, 108)
Моя свеча, бросая тусклый свет (2, 123)
Будешь ты всегда озарена / пусть слабым, но неповторимым светом (2, 123)
ты свет мой превращаешь в тень (2, 162)
Ровно / падает свет на пустые стены (2, 204)
Жидкий свет зари / чуть занимаясь на Востоке мира, / вползает в окна (2, 215)
Свет – ослепляет. И слово – лжет (2, 218)
Такому сну мешает свет зари (2, 252)
Ну, может, свет горящего огня (2, 280)
«Хотя бы и при свете?» «И при свете» (2, 285)
«Какая драка, свет моих очей?» (2, 286)
отбросов света, падающих с неба (2, 366)
и с помощью их матового света (2, 382)
и тот / свет внутренний, который облак / не застит (2, 389)
мозоль, / натертая в пространстве светом? (2, 390)
На скатертях / лежат отбросы уличного света (2, 397)
В неверном свете северной луны (2, 398)
Лабиринт / пустынных улиц залит лунным светом (2, 399)
к потолку, чья белизна / в кромешном мраке в первую минуту / согласна на любую форму света (2, 403)
долго на виду, / на перевале, в лунном свете (2, 405)
курится люстра / луны, в чьем свете император-всадник (2, 406)
Ибо в темноте – / там длится то, что сорвалось при свете (2, 417)
От составителя и издателяВыбрать из 153 интервью самые интересные, самые содержательные, избежав повторений, оказалось весьма непросто. Повторы смущали и самого Бродского, но он их воспринимал как неизбежность жанра интервью. Однако нам представляется, что для читателя повторы представляют немалую ценность, ибо подчеркивают круг идей, которые не оставляли Бродского в покое в течение всей его жизни. Кроме того, чтобы исключить повторы, пришлось бы подвергнуть некоторые интервью своего рода цензуре, что в высшей степени неэтично: все собеседники Бродского вправе рассчитывать, что при перепечатке их интервью не будут изменены.
Жизнеописания Иосифа Бродского не существует, несмотря на вполне закономерный интерес читателей к его личности и судьбе.Книга «Иосиф Бродский глазами современников (1996–2005)» в известной степени восполняет этот пробел в истории культуры XX века.Читатель видит поэта глазами его друзей, переводчиков, издателей из России, США, Англии, Франции, Италии, Польши, Швеции, Израиля. В итоге создается широкая картина жизни Иосифа Бродского в разные периоды. Читатель получает представление о личности одной из самых ярких и загадочных фигур последних десятилетий русской и мировой культуры.Валентина Полухина — профессор Кильского университета (Англия), специалист в области современной русской поэзии, автор ряда работ о творчестве Иосифа Бродского «Joseph Brodsky: A Poet for Our Time» (CUP, 1999), «Brodsky Through the Eyes of his Contemporaries» (London: Macmilan, 1992) (расширенные русские версии: «Бродский глазами современников» (СПб.: Журнал «Звезда», 1997) и «Словарь тропов Бродского» (совместно с Юлей Пярли; Тарту, 1995))
«Величие Иосифа Бродского как поэта связано с его предположением, что жизнь должна измеряться требованиями искусства, но не наоборот. Эти беседы демонстрируют, что его дружба оказывает равно возвышающее и стимулирующее воздействие на одаренных современников. Бродский возник как своеобразный озонный слой, сам по себе предохраняющий и увеличивающий вероятность поэтической жизни в наше время. Беседы, действительно, исполнены жизни и весомо свидетельствуют о высокой силе Иосифа.»Шеймус Хини, лауреат Нобелевской премии по литературе (1995)
В статье анализируется одна из ключевых характеристик поэтики научной фантастики американской Новой волны — «приключения духа» в иллюзорном, неподлинном мире.
Эмма Смит, профессор Оксфордского университета, представляет Шекспира как провокационного и по-прежнему современного драматурга и объясняет, что делает его произведения актуальными по сей день. Каждая глава в книге посвящена отдельной пьесе и рассматривает ее в особом ключе. Самая почитаемая фигура английской классики предстает в новом, удивительно вдохновляющем свете. На русском языке публикуется впервые.
Нобелевская лекция лауреата 1998 года, португальского писателя Жозе Сарамаго.
Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.
Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.
Приведено по изданию: Родина № 5, 1989, C.42–44.