Словарь цвета поэзии Иосифа Бродского - [20]
и булыжник мерцает, как пойманный лещ (3, 49)
Я буду мерцать в проводах лейтенантом неба / и прятаться в облако (4, 173)
Металлический 1
Мох. Капли металлической росы (2, 402)
Метель 22
Пустой бульвар. / И пение метели (СиП, 33)
Пустой бульвар. / И пение метели (СиП, 34)
Но вздрагивающими в метели (МС-1, 46)
Да будут метели, / снега, дожди (1, 19)
что в улице средь солнца и метели (1, 91)
Дул ветер, возникавшая метель / подхватывала синюю шинель (1, 149)
такой белизны, / что темнеет в глазах у метели (2, 33)
заметены / метелью придорожные холмы (2, 41)
весь мир исчез, и лишь метель стучит, / как поздний гость (2, 107)
Метель стучит. Какой угрюмый стук (2, 107)
Куда спешишь: метель гремит (2, 107)
терпеть метель и ночь (2, 107)
Метель гремит. Должно быть, мчит товарный (2, 107)
Метель гремит. Товарный мчит во тьму (2, 108)
Метель пошла тиранить (2, 109)
метель свистит, и ночь гремит в передней (2, 111)
И город выколот из глаз метелью (2, 122)
Вот и метель, как в лесу игла, / гудит (2, 174)
Пора метелей, спячки и доносов (2, 274)
рев / метели, превращенье крика (2, 385)
Метель за окном похожа на вермишель (4, 165)
Снаружи молола песок метель (4, 203)
Млечный 3
близко сравнить с пахотой Млечной? (2*, 8)
Лишь хрусталик тускнеет, да млечный цвет / тела с россыпью родинок (3, 249)
Стулья в вашей гостиной и Млечный путь (4, 57)
Молоко 5
если убийство в день свадьбы, / красным быть молоку (1, 216)
Прячущий в молоке / отражения город (3, 279)
судно… / в молоко угодившим казалось мелом (2, 337)
а не сгустком тумана, как будто влил / кто в молоко белил (2, 337)
Луна в кусты чистотела / льет свое молоко (3, 181)
Молочный 3
Вот фонари под вывеской молочной (1, 40)
губкою легких плотный молочный пар, / выдыхаемый (3, 158)
В молочной рассветной мгле (4, 102)
Мрак 90
и картины, во мрак погружаясь, / кружатся (МС-1, 57)
чтоб снова подарить – на четверть ночи – / тепло и мрак (МС-1, 226)
светлым камнем своим маячь из мрака (МС-1, 251)
а внизу остается мрак (МС-2, 148)
скачут нынче во мрак друзья (МС-2, 149)
Света и мрака полны, / порой сливаясь в пятно, /…тучи и волны (МС-2, 170)
Остров мраком обложен (МС-2, 170)
и пропускать / и свет и мрак без всяческих препятствий (МС-3, 233)
Чего во мраке стоят наши лица? (МС-3, 234)
Но так ли надо / страшиться мрака? (МС-3, 236)
Потому что мрак / всего лишь форма сохраненья света (МС-3, 236)
художник должен видеть и во мраке (МС-3, 236)
наличье двух углов и мрака (МС-3, 278)
В амбаре мрак. / Одна осталась с тремя младенцами (МС-4, 174)
и гром копыт взвился в кромешном мраке (МС-4, 198; Звезда, 1999, № 1, 133)
Как мозг ему застлал столь страшный мрак (МС-4, 200; Звезда, 1999, № 1, 135)
Нет, мрак не спрятан в белом свете тут (МС-4, 203; Звезда, 1999, № 1, 137)
тем яростней шумит во мраке крона (МС-4, 204; Звезда, 1999, № 1, 138)
Лишь мрак небесный был земной приметой (МС-4, 208; Звезда, 1999, № 1, 140)
Пришел он изнутри того, что свет / здесь именует мраком, мрак же – светом (МС-4, 206; Звезда, 1999, № 1, 140)
свет / здесь именует мраком, мрак же – светом (МС-4, 208; Звезда, 1999, № 1, 141)
Что мрак, что свет – у них один ответ (МС-4, 209; Звезда, 1999, № 1, 141)
Что мрак, что свет – ни счастья в нем, ни грусти (МС-4, 209; Звезда, 1999, № 1, 141)
шумели реки, всюду душный мрак (МС-4, 209; Звезда, 1999, № 1, 141)
То свет, то мрак, то грязь, то жар, то холод (МС-4, 209; Звезда, 1999, № 1, 141)
из теплого темно-синего мрака (1, 72)
светлым камнем своим маячь из мрака (1, 76)
шагает Некто / средь бела дня наоборот – во мраке (1, 90)
и тот же дождь и тот же гул и мрак (1, 104)
и снова погружается во мрак (1, 107)
выкрикиваешь из дому во мраке (1, 124)
короля и помазанника из мрака (1, 131)
Над фонарем раскачивался мрак (1, 150)
во мраке куст переставал дрожать (1, 151)
во мраке кот с урчанием дышал (1, 151)
искусственно расталкивая мрак (1, 158)
безмолвствует во мраке снегопад (1, 160)
выскакивать от ужаса во мрак (1, 162)
вокруг него во мраке пустота (1, 165)
во мраке с черным деревом в глазу (1, 165)
ты маятник во мраке ни при чем (1, 166)
ты маятник от света и во мрак (1, 166)
несется во мраке прекрасный покой (1, 175)
В паху его царил бездонный мрак (1, 176)
один сопротивляется во мраке (1, 184)
Лишь веки, издавая шорох, / во мраке защищают их (1, 192)
этот ад или райское место, / или попросту мрак (1, 203)
вода / уже по грудь, но мрак переполняет (1, 206)
этот крик, блуждающий во мраке (1, 208)
С недавних пор я вижу и во мраке (1, 208)
Ты поскачешь по мраке по бескрайним (1, 210)
Там кто-то есть во мраке (1, 233)
Не ты ль кричишь во мраке (1, 233)
И только небосвод / во мраке иногда берет иглу портного (1, 235)
бредет в барханы, где бездонный мрак (1, 257)
Там мрак такой, что я от страха стыл (1, 258)
и мечутся во мраке ветви молча (1, 257)
Твой взор сейчас, как туча, застит мрак (1, 261)
но тем больше мрак / от их теней им руки, ноги свяжет (1, 261)
Со всех сторон царит бездонный мрак (1, 265)
распростер свои крылья во мраке (1, 278)
в море света, а также средь мрака (1, 279)
В объятиях, по крайней мере, мрака (1, 281)
не хочу, не хочу погружаться в сознаньи во мрак (2, 21)
остаются во мраке за мной / не безгласный агент (2, 22)
Жизнеописания Иосифа Бродского не существует, несмотря на вполне закономерный интерес читателей к его личности и судьбе.Книга «Иосиф Бродский глазами современников (1996–2005)» в известной степени восполняет этот пробел в истории культуры XX века.Читатель видит поэта глазами его друзей, переводчиков, издателей из России, США, Англии, Франции, Италии, Польши, Швеции, Израиля. В итоге создается широкая картина жизни Иосифа Бродского в разные периоды. Читатель получает представление о личности одной из самых ярких и загадочных фигур последних десятилетий русской и мировой культуры.Валентина Полухина — профессор Кильского университета (Англия), специалист в области современной русской поэзии, автор ряда работ о творчестве Иосифа Бродского «Joseph Brodsky: A Poet for Our Time» (CUP, 1999), «Brodsky Through the Eyes of his Contemporaries» (London: Macmilan, 1992) (расширенные русские версии: «Бродский глазами современников» (СПб.: Журнал «Звезда», 1997) и «Словарь тропов Бродского» (совместно с Юлей Пярли; Тарту, 1995))
«Величие Иосифа Бродского как поэта связано с его предположением, что жизнь должна измеряться требованиями искусства, но не наоборот. Эти беседы демонстрируют, что его дружба оказывает равно возвышающее и стимулирующее воздействие на одаренных современников. Бродский возник как своеобразный озонный слой, сам по себе предохраняющий и увеличивающий вероятность поэтической жизни в наше время. Беседы, действительно, исполнены жизни и весомо свидетельствуют о высокой силе Иосифа.»Шеймус Хини, лауреат Нобелевской премии по литературе (1995)
От составителя и издателяВыбрать из 153 интервью самые интересные, самые содержательные, избежав повторений, оказалось весьма непросто. Повторы смущали и самого Бродского, но он их воспринимал как неизбежность жанра интервью. Однако нам представляется, что для читателя повторы представляют немалую ценность, ибо подчеркивают круг идей, которые не оставляли Бродского в покое в течение всей его жизни. Кроме того, чтобы исключить повторы, пришлось бы подвергнуть некоторые интервью своего рода цензуре, что в высшей степени неэтично: все собеседники Бродского вправе рассчитывать, что при перепечатке их интервью не будут изменены.
Один из основателей русского символизма, поэт, критик, беллетрист, драматург, мыслитель Дмитрий Сергеевич Мережковский (1865–1941) в полной мере может быть назван и выдающимся читателем. Высокая книжность в значительной степени инспирирует его творчество, а литературность, зависимость от «чужого слова» оказывается важнейшей чертой творческого мышления. Проявляясь в различных формах, она становится очевидной при изучении истории его текстов и их источников.В книге текстология и историко-литературный анализ представлены как взаимосвязанные стороны процесса осмысления поэтики Д.С.
До сих пор творчество С. А. Есенина анализировалось по стандартной схеме: творческая лаборатория писателя, особенности авторской поэтики, поиск прототипов персонажей, первоисточники сюжетов, оригинальная текстология. В данной монографии впервые представлен совершенно новый подход: исследуется сама фигура поэта в ее жизненных и творческих проявлениях. Образ поэта рассматривается как сюжетообразующий фактор, как основоположник и «законодатель» системы персонажей. Выясняется, что Есенин оказался «культовой фигурой» и стал подвержен процессу фольклоризации, а многие его произведения послужили исходным материалом для фольклорных переделок и стилизаций.Впервые предлагается точка зрения: Есенин и его сочинения в свете антропологической теории применительно к литературоведению.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В работе финской исследовательницы Кирсти Эконен рассматривается творчество пяти авторов-женщин символистского периода русской литературы: Зинаиды Гиппиус, Людмилы Вилькиной, Поликсены Соловьевой, Нины Петровской, Лидии Зиновьевой-Аннибал. В центре внимания — осмысление ими роли и места женщины-автора в символистской эстетике, различные пути преодоления господствующего маскулинного эстетического дискурса и способы конструирования собственного авторства.
Проблемными центрами книги, объединяющей работы разных лет, являются вопросы о том, что представляет собой произведение художественной литературы, каковы его природа и значение, какие смыслы открываются в его существовании и какими могут быть адекватные его сути пути научного анализа, интерпретации, понимания. Основой ответов на эти вопросы является разрабатываемая автором теория литературного произведения как художественной целостности.В первой части книги рассматривается становление понятия о произведении как художественной целостности при переходе от традиционалистской к индивидуально-авторской эпохе развития литературы.
Приведено по изданию: Родина № 5, 1989, C.42–44.