Слова, упавшие в воду. Современная поэзия Гуанси - [13]

Дерево с жёлтыми листьями называется ясень

и дерево с зелёными листьями называется ясень

они одинаково высоки

у них одинаково много ветвей и листьев

но растут они в разных местах

одно на северном ветру у перекрестка

другое за углом высотного здания куда ветрам не проникнуть

ясень с жёлтыми листьями первым вступает в осень

его листва собирает огромное количество людей

они смотрят на него как на красивый пейзаж

безостановочно фотографируют

пересылают изображения по «Вэйсиню»[31]

получая бесконечное восхищение

и ясень с зелёными листьями также встречает осень

но его листья долго не желтеют

и не опадают

словно летнее дерево впало в спячку

никто не любит его осенью

и даже сам ясень

потихоньку грустит в одиночестве жалея себя

дерево с жёлтыми листьями неторопливо облетело

дерево с зелёными листьями неторопливо пожелтело

два одинаковых ясеня

в конце концов вступили в пекинскую зиму

Бедствие

Господин гадатель сказал

в год своего тридцатилетия

вы встретились с бедствием

я начал вспоминать

осень того года

в Чжанцзяцзе

я встретился с дождём

Пепел

Отнёс на пустырь

пачку старых писем

смотрел как лист за листом из белого

становится чёрным

знакомые слова устремились

стоило мне

переворошить догорающий костёр

пепел воспользовался ветром

и обернулся в последний раз

посмотреть на меня

Старая одежда

На первом этаже ящик

для пожертвований одежды

жена взяла несколько моих вещей

и хотела их пожертвовать

я сказал

всё же лучше отнести их в другое место

и сжечь

в прошлом эта одежда

была принесена в дом

для младшего брата

с детства до взрослого возраста

я постоянно

ругал брата

всё мне было не по нраву

и только эта старая одежда

теперь к нему ближе всего

Сон

У того мужчины

руки что пистолеты

наставил их в небо

произнёс бах

убирает руки

дует на дуло

странно

и вправду с ветки

упала птица

Старый дом

На Новый год возвратился в свой старый дом

спереди и сзади и справа и слева от него

соседи возвели многоэтажные дома

мой кирпичный покрытый черепицей одноэтажный дом

кажется низким и маленьким

мать на стене гостиной

словно ещё больше опечалилась

тогда я принял решение

взять в банке кредит

и построить многоэтажный дом

не ради чего-то иного

но чтобы по меньшей мере

фотографию матери

можно было повесить на втором этаже

Река Или

Бурно несет свои воды на протяжении

1400 километров

только 400 километров

на карте современного Китая

стремительная речная вода

словно путник

идёт не останавливаясь

чужим людям становится

матерью

Чэнь Тянь 晨田 (род. 1984) Пер. Е. И. Митькиной, А. О. Филимонова

Две курицы

Две лежащие в корзине курицы

глазеют по сторонам,

но, не осмеливаясь подать голос,

жмутся друг к другу на балконе.

Я кормлю их рисом и водой. Мать по телефону

даёт указание:

«Лучше всего зарезать их немедля,

через несколько дней куры исхудают,

в них уже не останется мяса».

Я сажусь на корточки,

глядя на панику двух куриц,

они прожили многие дни в деревне,

на машине преодолели трудный путь,

руки матери

бесчисленное число раз хватали их,

словно в них находилась

судьба куриц,

они, спеша,

мчались

по сельскому шоссе

через пропускной пункт, в темноте,

пропахшей бензином,

пережили поездку по длинному скоростному шоссе,

ещё они теснились в автобусе и перешли потом

в мои руки. Вечер уже наступил,

вот это гнездо, в котором их нет,

буквально — гнездо, возможно — курятник.

Я заметил их страх,

и, отвернувшись, отправился кипятить воду,

на кухне подточил нож, и когда я поднял корзину,

снова мне бросился в глаза страх двух куриц,

и это был вовсе не ужас перед кухонным ножом.

Чжу Шаньпо 朱山坡 (род. 1973) Пер. Е. И. Митькиной, А. О. Филимонова

Четвёртое июля в Сайгоне

Сегодня у меня наконец есть время,

чтобы любить эту страну и её народ,

любить каждый клочок земли той далекой территории,

где я был охвачен сильным волнением,

я бы очень хотел, чтобы границы были ещё протяжённее,

чтобы каждая река протекала через мой родной край,

чтобы все блуждающие здесь американцы, французы,

англичане, индусы, бразильцы, танзанийцы

изъяснялись только по-китайски, и мы вместе беседовали

о свободе, любви и вышедшей из берегов реке Меконг.

У меня в кармане лежат американские доллары,

вьетнамские донги, китайские юани,

я хочу любить себя подобно тому, как они обращаются

к Собору Сайгонской Богоматери.

С выпитой наполовину бутылкой пива я праздно просидел полдня,

размышляя о военных манёврах, которые день за днём

проходят в Южно-Китайском море.

Перед тем как притвориться, что я поддался влиянию алкоголя,

хочу спросить у занятых вьетнамцев:

«Сегодня — День независимости,

вы всё ещё ненавидите американцев?»

Великая равнина Хулун-Буир

Здесь много травы,

бескрайняя трава,

нам не нужно столько много травы,

и я топчу её, топчу,

топчу, топчу, топчу, топчу,

топчу безжалостно,

одного за другим вытаптываю их.

Они — это люди из нашего города: Ли Чи,

Чжан Хункай, Тан Юйцзе,

Лу Тяньфан, Хэ Сяомин, Фэн Дасинь, Оуян Лэе…

Все они — аморальные люди, их злые поступки

переполнили чашу гнева,

однако их возносят до небес,

они присвоили себе почёт, который полагается добрым

и талантливым соотечественникам,

они — это гопники, проститутки,

профессиональные воры, политиканы,

торговцы-грабители, мошенники, насильники,

спекулянты, гуру обмана…

Насколько велик наш город —

настолько велика арена их беззакония,