Слова - [13]

«Я тоска-тоска,

Круты у меня бока.

Я тискаю, таскаю,

Прижму и отпускаю».

Марля дождя висит над лесом,

Тупо стучит о железо капель.

Господи, как мне надоела

С этой тоской канитель!

Мне осень в окошко стучит

Холодной и красной ладошкой калины.

Вдалеке где-то песня звучит,

И слова ее чисты и наивны.

Что-то во мне шевельнулось

Неясной и тихой мелодией,

И тоска вдруг обернулась

В такую вот аллегорию:

«Ты, тоска-тоска, —

Великая потаскуха!»

И смех у меня ползет

От края уха до уха.

Солдат Алексей Данилов

Служил солдат Леха Данилов,

Никого не давил он,

С неба звезд не хватал,

Был больше он молчаливым,

Но, кажется, свое что-то знал.

Было это во время оно, давно,

Не к ночи будь сказано,

В советское время еще,

Когда человека ставили ни во что.

А впрочем, и сейчас, но не об этом рассказ.

Выборы наступили: «Партия и народ едины!

На выборах голосуют все!»

А тут этот Данилов, ехидна,

Голосовать отказался совсем.

По всему округу объявили аврал,

В дивизион наш дальний из полка

Принеслись охолуев, как полканы,

Замполиты, особисты и дневальный,

Только честь отдавать успевал.

Леху вывели из строя,

В отдалении мухами облепили,

Уговаривали, антисоветчину лепили,

Но Леха держался как Троя.

Леха конституцию знал,

Сказано — выборы изъявленье народа,

А если он часть народа, то он в этом свободен,

И эту позицию крепко держал.

Замполиты, особисты суетились словно суки

И, отчаявшись, готовы были врезать,

Вдруг один из них в очках какой-то суслик

Лехе предложил должность хлебореза.

Хлеборез — это туз бубновый,

Всем хотелось постоянно жрать,

Впереди него лишь повар,

На каптерщика начхать.

Леха от должности отрекся,

Лицом не шелохнувшись никак,

На нас посмотрел: — Ребята, не спекся,

Вас, наверное, не увижу, пока!

Леху на губу посадили,

Караульные исчезли средь ночи,

Все двери открыли,

Иди куда хочешь!

Леха только за порог,

И тут из темноты: — Hende hoh!

И на его вопрос один ответ,

— Четыре сбоку — ваших нет!

Лехи судьба не завидна,

Наверное, ждет его штрафбат,

А мне до сих пор стыдно,

Что не подошел к нему,

Руку не пожал и не сказал:

— Я восхищаюсь тобою, брат!

Бывают на Руси люди неодолимы,

Был такой, а может, и есть — Леха Данилов.

Метель

Вечернее небо покрыто мглой,

Сыплет метель, и ничего не видно.

Вверху словно прорвался мешок с мукой,

И ветер шалый спешит ее выдуть.

Скрипят шаги мои на снегу,

И след их глубже, чем нужно,

Как будто я еще кого-то несу,

Но нет никого, кроме меня и стужи.

Потом я вижу следы мои впереди,

Куда нога моя еще не ступала,

И память мне дятлом твердит:

«Такого я никогда не встречала!»

Теперь я знаю, что у меня позади.

С заминкой я оборачиваюсь быстро,

И точно: на снегу мои следы,

Метель не занесла их в регистры.

Скольжу я взглядом вдоль цепочки той

И вижу, что от самого ее начала

Мальчишка идет с корзиной большой

И пробивается сквозь мглу отчаянно.

Я снова пристально смотрю вперед,

И видно мне, что вдоль оврага кромки

Старик с седой бородой бредет,

И плещется у него в руках худая котомка.

У края оврага он постоял,

Как столб, значительно и одиноко.

Потом степенно одежду снял

И, обнаженный, пошел в овраг боком.

Иду и смотрю на склон противоположный,

Лелея в душе надежды слабый огонь,

Но все надежды мои оказались ложны,

Так и не вышел он на тот склон.

Мне голос Безмолвия говорит:

«Это не все, что осталось внизу».

Только об одном он молчит,

Что или кого в себе несу.

Метель до идиотизма упрямо метет,

Скрипят шаги мои на снегу.

Я знаю, что меня ждет.

Я все ближе и ближе к оврагу иду.

Время летит, крыльями машет…

Вот, казалось настоящее,

Время, кажется, стоящее,

И мы живые, нетленные,

А в прошлом люди застывшие,

В фотографии запечатленные,

И кажутся уже бывшими.

Но жили они, как и мы в настоящем,

Душою и плотью болея,

Может быть, обращались к кому-то с мольбою,

И было для них настоящее стоящим,

Наполненным счастьем и болью.

Я прошлое хочу в своей душе воскресить,

Почувствовать, что оно было безмерно знойно,

Не мне решать — было ли оно достойно,

Мне самому скоро в прошлое уходить.

Время летит, крыльями машет,

О чем оно гомонит, что нам расскажет?

Погост

Посвящается моей смерти

Погост, как бы нимб над ним,

Жили-были — стали погостниками,

Молчаливый уговор между ними:

— Мы в жизни многое наболтали,

Давайте теперь помолчим.

И вдруг из-под земли голос немолодой:

— Рано меня отпевали, я еще живой.

Люди пока живы, не молчите,

В закрытую дверь тишины стучите,

А не отверзнется вам — закричите,

И тогда, может, ваш голос

Утолит чей-то правды голод.

Репа (в стиле рэпа)

Потер дед свою репу

И начал вытягивать репу,

А у репы своя репа,

И она такое говорит:

— Сколько ты не репайся

Ничего у тебя не выйдет,

Пятки у тебя порепаются,

Ишь какой затейник,

Пристал как репейник!

Позвал дед бабу не глядя,

Охочей на дядей.

Баба в деда вцепилася,

Передом наклонилася,

Репа вцепилась в низину,

Они тянут-потянут,

Как в долгий ящик резину.

А тут идет прохожий,

На себя не похожий,

И видит щель, давно не цель.

И тут как тут

Вставил туда свой уд.

Баба от уд, уд удовольствия

Задвигалась, задергалась,

На пике закричала, затряслась,

Дед, не пикнув, затрясся,

Затряслась от страха и репа,

Не испытав греха,

И вышла наружу без огреха.

Все друг друга поздравляют,

Здоровья желают,

А тот прохожий,

Теперь на себя похожий,

Не истребовав себе половину,