Слова через край - [6]

Наш сборник завершает фрагмент из книги Дзаваттини 1970 года, носившей полемическое название «Не-книга». Набранная различными типографскими шрифтами, черными и цветными, текст вперемежку с факсимиле авторских черновиков и карикатурными рисунками, «He-книга» даже внешне выглядела необычно, носила явно эпатажный характер. Написана она в виде магнитофонной записи монолога Дзаваттини «с голоса», а в конце прилагается к ней грампластинка, на которой сперва Дзаваттини говорит, потом переходит на речитатив и, наконец, срывается на крик: писателю в нынешнем буржуазном обществе, чтобы быть услышанным, чтобы не остаться гласом вопиющего в пустыне, уже недостаточно традиционных форм выражения, он должен прибегнуть к магнитофону, к дискам, подвязать себе на шею колокольчик, как прокаженный, а если и это не поможет привлечь к себе внимание, ему остается лишь кричать, выть волком…

Дзаваттини не может пожаловаться на недостаточное внимание к его прозе со стороны итальянской критики — вот уже полвека его книги в центре дискуссий. Но он «неудобный» писатель, трудно поддающийся даже классификации, не говоря уж о серьезном анализе. Поэтому большинство критиков и рецензентов спешит, воздав должное его оригинальности и мастерству, отделаться от углубленного разбора, приклеив какой-нибудь из обычных ярлыков: «юморист», «сюрреалист», «неореалист» и так далее.

Действительно, нелегко ориентироваться в обилии жанров и форм прозы Дзаваттини, тем более что за полвека она претерпевала изменения. Естественно стремление критики найти какой-то «общий знаменатель» этой своеобразной и многообразной прозы, какую-то константу, точку опоры, иначе рискуешь быть унесенным стремительной рекой его творчества — изменчивой, постоянно обновляющейся, но текущей, как и все реки, в одном неизменном направлении. Каково же это направление, этот «общий знаменатель»?

Может быть, стремление к лаконичности, желание «сжаться в единое слово»? Дзаваттини издавна пристрастен к мини-формам, даже имена у его героев короткие, а сам он часто подписывается просто «Дза». Писатель считает, что нельзя больше терять времени: надо неотложно спасать итальянскую культуру, разрушенную за годы фашизма и последующего клерикального засилья, нельзя терять время на «длинные» жанры, на романы, на длинные имена, на придумывание длинных и сложных «историй», когда людям грозит война, когда они нуждаются в срочном избавлении от произвола, голода, нищеты. «Нельзя забывать о том, что пуля за одну секунду пролетает более тысячи метров» («He-книга»). У писателя есть даже специальное эссе о «длинном и коротком».

А возможно, как полагают некоторые, таким «общим знаменателем» является юмор, пронизывающий все его произведения? Относительно системы юмора Дза высказано немало суждений. Элемент абсурда, явный нонсенс порой придает его юмору сходство с англосаксонским. У Дзаваттини, как и у большинства англосаксонских юмористов и сатириков, вызывающие смех несоответствие, нелепость всегда подчинены морализаторской или социально-обличительной задаче (вспомним хотя бы слугу, которого богач Мобик вывешивал за окно в качестве барометра).

В отличие от большинства своих итальянских коллег Дзаваттини предпочитает нюансы, избегает явных, лобовых эффектов, никогда не утрачивает чувства меры. Юмор для него не цель, а одно из многих средств синтетически выразить мысль. Даже грубоватую, озорную шутку он обращает в исполненное горечи раздумье, серую повседневность — в волшебную фантазию. Юмор сквозит в любом его произведении, везде, но писатель куда больше чем юморист, как справедливо отметил еще Папини.

По мнению многих, «общим знаменателем» для творчества Дзаваттини является тяга писателя к конкретному факту, событию, неизменно лежащим в основе всего им написанного, стремление до минимума сократить зазор между искусством и действительностью, «жажда реальности», желание превратить в искусство саму действительность, неприязнь к «выдуманным историям». Зачем творить поэзию, когда она вокруг нас, как бы говорит Дзаваттини. По его словам, он постоянно носит с собой рамочку, в которую «вставляет» привлекший его факт, событие, и при этом громко кричит, обращая на него внимание других. Недаром один из критиков назвал Дзаваттини «поэтом факта». Но при этом писатель отнюдь не приверженец фактографии. Роль художника вовсе не сводится им лишь к документальной регистрации, копированию действительности: художник обязан, повторяет Дзаваттини, вносить в произведение собственное видение мира, моральную требовательность, социальные идеалы, осуществлять свое творческое вмешательство в собранный материал, раскрыть в самых мелких и реальных фактах «все гуманное, исторически обоснованное, существенное, что в них кроется».

Еще одна обобщающая черта прозы писателя — ее автобиографичность, исповедальность, монологический, дневниковый характер. Название первой книги — «Поговорим обо мне» — дало повод и друзьям, и недругам Дза подчеркивать его настойчивую, если не навязчивую, порой — агрессивную решимость «говорить о себе», его некоторый эгоцентризм. Дзаваттини решительно возражал: нет, это не так, напротив, говорить о себе — высшее проявление скромности и смирения, этим писатель показывает, что он — такой же, как все, ибо все люди равны и одинаковы, это попытка разобраться на глазах у всех в самом себе, чтобы научиться понимать других, чтобы превратить лирическое начало в рациональное.