Слова через край - [7]

«Во мне всегда настолько велико было сознание человеческого равенства, — пишет Дзаваттини, — что я никогда не ощущал какой-то вины, говоря о себе — ведь я говорил о человеке!»

Но если друзья видели в стремлении писателя говорить от первого лица свидетельство его потребности прямого личного вмешательства в действительность, то недруги усматривали в этом, помимо эгоцентризма, результат неспособности создать законченные персонажи, проследить развитие характеров и так далее. Таким «критикам» Дзаваттини ответил в «He-книге»: они говорят, что «если бы я умел как следует вылепить персонаж, то не прибегал бы к автобиографизму, ко всем этим, как они выражаются, неестественным художественным приемам, а я в это время выступаю на митинге и говорю: а пошли они все подальше, ни за что на свете я не соглашусь придумывать, создавать кого-то по имени, допустим, Грандоцци… Им бы этого хотелось, чтобы отвлечь меня…»

Все эти характерные черты творчества Дзаваттини весьма существенны и во многом определили его писательские стиль и манеру, но самая главная, на наш взгляд, решающая, — это его внимание и любовь к человеку. В этом ключ к пониманию всего творчества писателя-гуманиста. Еще в первой своей книге он писал: «Меня, сказать по правде, интересуют не столько факты, сколько люди — эти миры, изолированные друг от друга, словно планеты в космосе». И свою задачу Дзаваттини видел и видит в том, чтобы преодолеть силой слова, силой почти зрительного изображения эту изоляцию, эту человеческую отчужденность. Писатель неоднократно упоминает о своем врожденном «инстинкте неодиночества», о том, что невозможно быть умным в одиночку: для этого надо быть, как минимум, вдвоем. А к тому же, «когда человек один, быть умным неэффективно».

Писатель сам сформулировал в одном из недавних интервью (по случаю присуждения ему премии имени Флайяно в 1979 году) «главный принцип» своего творчества: «Быть может, кто-нибудь из вас уже читал о тех не лишенных наивности поисках, которыми я занят в последние годы, — поисках некоего принципа, который помог бы собрать воедино растерянные мною надежды и вновь зажечь их в сердце, придав им большую конкретность. Порой мне кажется, что я нашел такой принцип, — это величие человека».

Несмотря на все трудности борьбы и разочарования, Дзаваттини верит в человека, в его разум, остается убежденным оптимистом.

«Переживаемый нами кризис, — пишет он, — это, как мне кажется, не кризис самой мысли, а проблема, которая повторяется из века в век и будет безжалостно повторяться до тех пор, пока будет существовать мысль для масс, а не мысль масс».

В отрыве итальянских художников, интеллигенции от масс Дзаваттини, вслед за Антонио Грамши, видит главную беду современной итальянской культуры. Культура должна стать достоянием всех и каждого, ибо все люди равны и одинаковы. Всякие привилегии, также и в области культуры, надо решительно уничтожить. В острополемической статье «Теперь с интеллигентом покончено» (1973) он писал: «Именно о массах забыла культура, забыла политическая власть… Да, потому что было время (я говорю о Ленине, но мог бы назвать и другие имена), когда интеллигент отождествлял себя с определенной массой, с каким-то одним классом. Ныне же он отождествляется с продукцией. И потому не может претендовать на роль двигателя. Он уже скорее прицеп, ибо продукцией распоряжается не он, а экономическая и политическая власть».

Отсюда четкая позиция Чезаре Дзаваттини в вопросе о гражданской ответственности художника, о буржуазной «маскультуре» и подлинной культуре масс — демократической, народной, национальной. Отсюда его бесчисленные практические инициативы: идея издавать дневники бедняков, итальянских детей, всех итальянцев; идея создания лучшими писателями Италии ста книг на все самые актуальные темы современной жизни, — такая библиотечка-минимум должна быть в доме у каждого; идея о том, чтобы лучшие писатели, ученые, деятели культуры и искусства приняли участие в написании мини-словаря, содержащего сто самых важных слов, и чтобы этот словарь стал настольной книгой всякого итальянца.

Одним из первых в Италии Дзаваттини почувствовал необходимость быть предельно доходчивым, ясным, прямым, даже категоричным. Он — противник каких-либо уступок, компромиссов, всякой многозначности, неопределенности, а также всего того, что в Италии называют «герметизмом» — всех «парализующих усложненностей, которыми литература наслаждалась в прошлом». При помощи литературных ухищрений буржуазное общество пытается скрыть свои структуры, замаскировать виновников повсеместного лицемерия и произвола. Тому, кто не хочет стать его сообщником, остается один выход: яростно атаковать это буржуазное общество всеми средствами художественного выражения, не слишком заботясь, однако, о соблюдении требований формы (чем непочтительнее к ним, тем лучше), необходимо ударить по отдельным представителям, классам, институтам существующего строя, начиная с литературы, которая продолжает прикрываться разными «тайнами», хотя во всем, что действительно жизненно важно для человека, нет ничего таинственного.