– Я вижу друг, что утомил тебя объемом информации. Не так ли?
Так ли, так ли… Максим хорошенько мотнул головой, стряхивая тяжелый туман научных сумерек. Потом спросил:
– Все это, конечно… гениально! Но не могли бы вы мне просто и наглядно рассказать, что такое этот проклятый конец света?
– Просто и наглядно?
– Сочту за милость.
– Хорошо, ты видел когда-нибудь кино?
– Да, конечно… только… не могу вспомнить: где именно и когда.
– Что вызывает эффект жизни на экране? Всего лишь движущаяся кинолента со сменяющимися кадрами. А теперь представь себе, что наш мир — это тоже кино. Только вот беда, киноленту вообразить намного труднее — она четырехмерна.
– Пока что… понимаю.
– Идея следующая: один кадр этой гигантской киноленты — это и есть один день жизни Мироздания. Давай еще заставим поработать фантазию и представим, что мы, смотря кино, одновременно с тем уничтожаем уже пройденные, ненужные кадры. Фильм от этого не остановится, но мертвые, неподвижные картинки фотопленки переживут подобие нашего «конца света». Допустим, будут сожжены.
Максим сильно напряг воображение.
– Кажется, смутно догадываюсь…
– Догадывайся дальше. Каждый вечер после захода солнца умирает не само Мироздание, а пройденный кадр ушедшего в прошлое пространственно-времянного континуума. И луч времени, как в кинопроекторе, перескакивает на другой кадр — начинается новый день.
Не сказать, чтоб Максиму было это убедительно, по той простой причине, что он не до конца все понял. Но успевшее окрепнуть и утвердиться доверие к Философу подсказывало, что так оно, наверняка, и есть. Сам же Философ изучающее глядел в лицо своего собеседника, желая понять, насколько его доводы дошли до сознания слушателя.
– Ну, извини, друг. Более простого объяснения не придумаешь…
Испитая до дна чаша знаний оказалась немного горьковатой, но все же утоляющей голод растерянных мыслей.
– А чем вы объясните, что я каждое утро нахожусь не где-нибудь в лесу, а именно в Центре Мироздания?
– По замыслам ее величества Случайности и прихотям Судьбы там твое место. Каждый из нас утром после возникновения или, скажем, обновления мира оказывается на своем месте. Я — в этой убогой пещере, Милеус — в своей хижине, Диоген — в бочке, а принцесса, разумеется, в замке.
Ну, вот. Все точки, кажется, были расставлены. Загадочные многоточия раскрыты. Недоконченные предложения — довершены, исключая лишь тайну принцессы и ее замка. Максим понял, что сыт информацией и, увы, в этом было даже некое разочарование. Ведь мир, еще утром исполненный манящими тайнами и головокружительными загадками, стал каким-то излишне понятным, даже… скучным.
– Вот тут ты не совсем прав, Максим, — неожиданно произнес хозяин пещеры. — Философия утомляет — это верно. И мир может стать когда-то скучным, но только не жизнь в нем!
Мудрец поднялся, тактично давая понять, что разговор окончен. Его гость направился к выходу и как бы в пустоту задал еще один вопрос:
– Интересно, а у мира будет когда-нибудь конец?
– Есть одно предание, утверждающее, что должен наступить самый последний день. Когда это случится — неизвестно. Только говорят, что утром в этот день должно взойти черное солнце.
– Черное солнце?.. — Максим попытался вообразить, как бы это могло выглядеть, но фантазия меркла, не привыкшая к таким абсурдным абстракциям.
– Таково предание, но достоверности в нем не больше, чем в легенде о волшебнике Тиотане. Ведь легенды сами по себе — хранилища аморфных знаний, где правда и вымысел так тесно переплетаются друг с другом, порой меняясь местами, порой — просто отождествляясь, что никакой самый утонченный, самый рафинированный ум не отличит одно от другого.
Уже находясь снаружи пещеры, Философ поблагодарил Максима за то, что он украсил его уединение, и пригласил заходить, если возникнет надобность.
– Ты знаешь, я терпеть не могу разговоры на пустые мирские темы, где главными персонажами являются суета, страсти и глупые забавы… Философия — вот истинное наслаждение для мыслящей души!
Если б нечто подобное довелось услышать от архитектора вавилонских башен или ветромыслящего Милеуса, то можно было б слегка удивиться, но из уст жреца самой Мудрости эти слова воспринимались как нечто само собой разумеющееся.
Казалось, разговор окончен. Собеседники довольны и, немного утомленные друг другом, собирались расстаться, но одно незначительное слово, случайно брошенное в воздух, заставило обоих вернуться в пещеру и продолжить беседу.
– Я пошел, — сказал Максим и был уверен, что это его последняя реплика.
Уже спустившись по ступеням и находясь на берегу реки, он услышал посланные вдогонку слова мудреца:
– Гляди! Опасайся долины Абсурда!
Пришлось остановиться. Эту долину слишком часто и настойчиво проклинают все, кто с ней знаком. А ведь не более нескольких часов назад Максим, заинтригованный ее тайной, едва не ступил на ее пределы. К тому же, внешний вид самой долины не вызывал никаких беспокойств. Цветы, трава, луга… Более того, он вроде даже поклялся, что когда-нибудь обязательно это сделает. Необходимо было распутать и эту неясность.
– Что еще за околдованное место? Я же видел ее своими глазами!
