Слезы Африки - [40]

– А перережут всем горло.

– Это звучит отвратительно, – запротестовала сеньорита Маргарет.

– А я и не говорил это как какой-нибудь комплимент, – заметил Менелик Калеб. – А сказал это лишь потому, что и в самом деле допускаю – такое может произойти. Если солдаты в нашей же стране отрубают головы новорожденным без каких либо видимых причин, то почему мы должны полагать, что другие солдаты (к тому же иностранные) оставят наши головы на плечах?

И то был весьма деликатный вопрос, над которым имело смысл поразмышлять самым серьезным образом, во всяком случае, именно так решила сеньорита Маргарет и предпочла оставить принятие любого решения до того момента, когда нужно будет отправляться в путь, что, судя по всему, должен состояться еще очень не скоро.

– На данный момент единственно, что мы можем сделать – это восстановить силы и помочь тем, чье здоровье пошатнулось, вернуть его.

К счастью, у браконьеров был великолепный набор медикаментов, который они сразу же предоставили в их распоряжение, и так как еда вокруг водилась в изобилии, то малыши начали удивительно быстро набирать вес.

А для «мясников», которые полгода тем только и занимались, что убивали и свежевали животных в компании лишь гигантских крокодилов и москитов, вившихся над ними тучами, присутствие оживленной толпы малышей и любезной сеньоры, кто, кроме всего прочего, еще и готовила лучше, чем они это делали, было приятной добавкой к их непростому существованию, и в некоторой степени они были даже благодарны тому, что эта детвора так неожиданно ворвалась в их жизнь.

– У меня самого пятеро детей, – как-то признался сеньорите Маргарет чадиец МиСок. – И вполне возможно, что к моему возвращению родится еще один. Я очень скучаю по ним, – добавил он. – И мне очень хотелось бы, если так случится, что они окажутся в подобной ситуации, кто-нибудь тоже протянет им руку помощи.

– А почему вы не смените занятие, чтобы проводить с ними больше времени? – робко спросила она.

– А зачем? – ответил он вопросом на вопрос. – Моя страна одна из самых бедных в мире, и, обрабатывая землю, семью не прокормить даже в течение трех месяцев. И единственно, что я умею делать – это охотиться, а здесь дичи водится в изобилии, – он обвел рукой, показывая на необозримые пространства, окружавшие их. – И что в этом плохого, если я убью несколько слонов, чтобы добыть еду для моих детей? Мои предки это делали в течение многих тысячелетий.

– Да, но с каждым днем остается все меньше и меньше слонов, и будет очень жаль, если они совсем исчезнут.

– А не думаете, что будет хуже, если умрут мои дети?

В моей деревне, когда старый слон ночью забирается на кукурузное поле, то съедает весь урожай. И это мне кажется несправедливым, а если белым так нравятся слоны, то пусть заберут их к себе в страну, хотя я могу представить, какие у них сделаются физиономии, когда за одну ночь будет съедено целое поле пшеницы.

– Но в Африке все еще найдется место для всех.

– Как долго?

– Не знаю.

– Я тоже не знаю, но пока я этот момент исследую, не задаюсь вопросом: то, что делаю – это хорошо или плохо? Я это делаю и все.

И, безо всяких сомнений, делал он это хорошо, поскольку редким был тот день, когда кто-нибудь из троицы браконьеров не возвращался из своих походов по соседним островам без красивых бивней, ценнейшего рога носорога или пятнистой шкуры леопарда.

Во время этих же вылазок добывали себе пропитание, в некоторых случаях старшие мальчишки сопровождали их, чтобы отнести обратно в лагерь тушу какого-нибудь животного, снабжая таким образом свежим мясом целую кучу ненасытных ртов, способных проглотить все, до чего смогут только дотянуться.

Менелик Калеб, самый активный из всех, и кто больше всех проявлял любопытство ко всему, что происходило вокруг, рядом с этими людьми и сам постепенно превращался в знающего охотники и ловкого «следопыта», и казалось, никогда не уставал спрашивать их про повадки животных и по поводу всего прочего в этом довольно рискованном занятии.

– Как такое объяснить… – спросил он как-то у Ника Канакис, когда тот одним утором подстрелил огромного слона, пасшегося на берегу болота, – что такое тяжелое животное может передвигаться по этой мягкой и вязкой земле, тогда как мы проваливаемся в грязь по самые щиколотки?

– Потому что слоны, живущие на болотах, могут раздвигать пальцы на своих ногах, обычно прижатые один к другому, формируя таким образом очень широкую поверхность, и их давление на единицу поверхности значительно меньше, чем то, какое оказываем мы, несмотря на разницу в размере, – терпеливо объяснил ему лысый. – Они распределяют свой вес равномерно, а когда движутся по мягкому грунту, никогда не поднимают ногу, не убедившись при этом, что остальные три стоят надежно.

– Но при этом они идут очень быстро.

– Потому что делают это инстинктивно. Однако, – добавил он, – если приведешь сюда слона, родившегося в саванне, то он утонет, потому что не привык ходить по грязи. Люди думают, что все слоны одинаковые, но между теми, кто родился в саванне, в лесу или на болоте существуют значительные различия.

– И как же научиться различать их?