Слезы Африки - [30]

– Их едят? – поинтересовалась Зеуди.

– Вполне возможно, – допустил Ахим Биклия. – Но то, что должно интересовать нас на данный момент – не съедят ли «они» нас.

А в полдень на берегу появились те самые страшные крокодилы, про которых рассказывал толстяк Мубарак, и хоть обошли их стороной, как можно дальше, было очевидно, что дремлющие земноводные не проявляли ни малейшего интереса по отношению к людям, а лишь ограничились тем, что понаблюдали за их передвижением, да и то, не поворачивая головы.

Наступил такой момент, когда заросли тростника превратились в своего рода стену, под которой даже не видно было воды, но, если говорить откровенно, то не был простой тростник, а густая масса высоких стеблей папируса, увенчанных длинными и тонкими соцветиями в форме веера, покачивающиеся при малейшем дуновении ветерка.

Чуть позже они увидели шумное семейство павианов, и сеньорита Маргарет заметила, что, пожалуй, пришло время использовать новый патрон, и позволила Акиму попытаться одним выстрелом убить не менее, чем пару обезьян.

К счастью то были животные, редко встречавшиеся с человеческими существами, а потому не проявляли ни чрезмерной враждебности, ни попытались убежать, когда мальчишка приблизился к ним на расстояние менее десяти метров, чтобы спокойно выстрелить в самую компактную группу.

Ужин был обильным, но грустным, поскольку всем не хватало той, кто чаще всего готовил, многие задавались вопросом, где в тот момент могла быть всегда нежная и заботливая сеньорита Абиба, если все еще оставалась среди живых.

Там, в деревне, мужчины собирались, чтобы обсудить некоторые вопросы в Доме для Бесед, и иногда рассказывали старые истории про дикие времена, когда жители гор имели обыкновение похищать девочек, чтобы затем продать их работорговцам, но про те времена все уже давно забыли, с того момента, как Император ввел смертную казнь для работорговцев, рассматривая любое похищение человека, как форму рабства. Но разнообразные и порой вне всякого понимания политические изменения, последовавшие за свержением Императора, а в особенности начавшаяся вслед за этим кровавая гражданская война, за время которой все новые законы и порядок были точно также отправлены в изгнание, поспособствовала в определенном смысле тому, что наиболее примитивные племена вернулись к своим почти забытым средствам и способам обеспечить существование, но то всегда ассоциировалось с племенами, обитавшими в горах, и никак не укладывалось в голове, что на такое же способен цивилизованный мусульманин, ежедневно молящийся и способный починить сложный мотор.

Какова была необходимость у этого человека, настолько богатого, чтобы иметь собственный грузовик, похитить девушку, чтобы затем продать ее за горсть монет?

– Я долго думала и пришла к заключению, что хорошо бы было, если ее судьба сложилась таким образом, – заметила сеньорита Маргарет этой ночью, когда осталась наедине со старшими мальчишками. – Если он продаст ее как рабыню, то у нее получится устроить свою жизнь, потому что она красива, образована и умна. – Она вздохнула. – Возможно также, что ее пристроят учить детей какого-нибудь шаха, и судьба ее в этом случае будет гораздо лучше нашей. – Она запустила пальцы в золотистую шевелюру Бруно Грисси, и попыталась пригладить волосы. – Но меня беспокоит, что эта каналья Мубарак может быть садистом.

– А что такое садист? – тут же задал вопрос Ахим Биклия.

– Мужчина, который плохо обращается с женщинами.

– Зачем?

– Потому что только таким способом он может получить удовольствие, которое не способен испытать как нормальный мужчина, – она горько улыбнулась. – Но не очень-то слушайте меня, возможно я тот человек, который меньше всего знает про эти вещи.

– Вы знаете все, – поспешил успокоить ее Менелик Калеб. – По крайней мере, всему, что я знаю, я научился именно у вас.

– Это правда, – последовал ответ. – Но и правда то, что «наше все» оказалось очень маленьким, и поняли мы это лишь тогда, когда пришлось покинуть деревню.

– Учиться никогда не поздно.

То был Ахим, кто заявил это, и сеньорита Маргарет наградила его одной из самых своих нежных улыбок.

– Придется тебе учиться как можно быстрее, – прошептала она. – Много жизней зависит от этого, и в этом случае я уже не смогу отшлепать вас линейкой по рукам.

– Да и нет нужды в этом, – промолвил Бруно Грисси с серьезным видом. – Мы уже не дети.

– Я это поняла, – согласилась она и одновременно протянула руку, чтобы потрепать его за щеку. – Вы уже мужчины, трое мужчин и очень мужественных, кто спасет всех нас. И мы это сделаем! – закончила она решительным тоном. – Мы пересечем эту реку, как бы широка она не была, и найдем место, где сможем все вместе жить в мире и спокойствии.

Почти день ушел у них на то, чтобы обойти заросли тростника, и все, что они видели – это сплошную стену из папируса по левую руку и мертвую равнину по правую, а когда уже вечером снова увидели полосу речной воды и три большие хижины, стоящие на шестах рядом с берегом, показалось им, что наконец-то добрались до рая.

В том месте жил крепкого сложения рыбак, четыре его жены и дюжина неугомонных малышей, большую часть времени занятых тем, что ныряли в воду с порога своих хижин и играли в разные игры, про которые сразу же забыли, как только заметили кучку оборванных человеческих существ, что уже не шли, а еле-еле тащились по краю тростниковых зарослей.