Слезы Африки - [26]

– А мы? Мы что, не умрем с голоду? – возмутился Ифат, мальчишка, за кем водилась слава самого непослушного в классе и во всей дерене, но про которого сейчас можно было сказать, что после случившегося он впал в глубочайшую депрессию, и ничто не могло вывести его из этого состояния.

– Полагаю, что нет, – последовал успокаивающий ответ. – Я убеждена, если искренне будем верить, то Господь обязательно поможет нам.

– Как тем беженцам из лагеря? – спросил тот с отчетливой иронией в голосе. – С чего ему помогать нам, если он не помогает им?

– Может потому, что мы верим в него больше, – прошептала сеньорита Маргарет. – Пока что они продолжают оставаться там, а нам удача благоволила, и нас везут на север. Когда пересечем границу, оставим позади эту негостеприимную землю, то подыщем места, похожие на Эфиопию, с лесами и лугами, на которых живут всевозможные животные.

– И когда мы пересечем границу?

– Полагаю, что скоро, – учительница сделала усилие, чтобы ободрить всех. – Мубарак уверяет, что как только доберемся до берегов, в земле не будет более острых камней и дорога станет лучше. – Она придвинула к себе «Царицу Билкис», чтобы та положила голову ей на колени. – Тогда мы поедем со всей скоростью и через пару дней доберемся до обширных саванн и лесов.

Они хотели поверить ей, поскольку это было единственное, что хоть как-то питало в них надежду выбраться поскорей из этой пустынной каменистой равнины, более напоминавшей не африканский пейзаж, а мусорную свалку, куда Создатель решил скинуть все, что осталось после создания им этого континента.

Ничего там не было, кроме камней, колючек и серой земли, покрытой пылью, проникающей в горло, от чего все постоянно морщились, и это при температуре около пятидесяти градусов, и все потому, что с одной стороны располагается Сахара, с другой высокий абиссинский массив закрывает доступ воздушных масс со стороны океана, благоприятных и несущих прохладу, и получается так, что большая суданская низменность в определенные периоды считается гораздо более жарким местом, чем сама пустыня.

То было место забытое Богом и, к тому же, никто никогда не проявлял к нему какой-нибудь интерес; одно из тех мест на планете, лишенное всякого смысла на существование, и где казалось, что лишь змеи, скорпионы и ящерицы имели некоторые шансы выжить.

И хотя насколько хватало глаз пейзаж был совершено однообразный, без неровностей, но, тем не менее, не чувствовалось ни малейшего дуновения ветра, и та первая ночь оказалась невероятно тихой и давящей, словно пустота этого места отгоняла все звуки африканской ночи, что еще больше обеспокоило малышей, если это вообще возможно было.

Однако рассвет принес с собой наипрекраснейший сюрприз, в то время, когда ночные тени поредели лишь слегка, сонный Ахим Биклия, которому в тот день выпало дежурить последним, заметил, несколько смущенный увиденным, как нечто, неопределенной формы, шевелилось на расстоянии не более ста метров.

Он сжал изо всех сил ружье, опасаясь, что то мог быть какой-нибудь зверь, блуждающий вокруг, выжидающий, чтобы напасть на одну из коз, и может быть даже на ребенка, но вскоре разглядел, что это был одинокий самец антилопы орис, со светлой шкурой и длинными рогами в форме кривых сабель.

Сердце у него екнуло.

Животное было размером с небольшого осла и выглядело совершенно поглощенным тем, что объедало пятно травы, покрытой росой, а у бедного Ахима рот наполнился слюной, когда он прикинул какое количество свежего мяса можно было бы заполучить с этой бестии.

Однако он пришел к логичному заключению, что от старого ружья было бы мало проку, и потому, оставив его в стороне, пополз бесшумно к грузовику, чтобы забраться в него с задней стороны, где животное не могло бы его увидеть.

Он положил руку на рот сопящего Мубарака Мубара, и когда тот в ужасе открыл глаза, знаком показал, чтобы молчал и не издавал никаких звуков.

А потом показал, чтобы осторожно посмотрел вниз.

Толстяк подчинился и не удержался, облизал влажные губы.

Не издавая ни малейшего звука, не делая ни одного резкого движения, он поднял свою винтовку, положил на край кабины, настроил телескопический прицел и целую минуту целился, пока не почувствовал уверенность, что не промахнется.

Ахим дрожал от возбуждения.

Когда Мубарака Мубара нажал на курок, дети повскакали на ноги, а некоторые от страха закричали, но выражение их лиц немедленно изменилось, увидев как Ахим, размахивая острым мачете, бежал к антилопе, чтобы повернуть ее голову в направлении Мекки и, перерезав горло, произнести священные слова.

Никто не мог поручиться, что к концу церемонии животное еще дышало, но и никого особенно эти детали не беспокоили, поскольку единственно, что волновало на самом деле, – это то, что там рухнули семьдесят килограммов съедобного мяса.

То был настоящий пир.

Дети и взрослые собрались вокруг костра, над которым, насаженная во всю длину на острый кол, на медленном огне жарилась антилопа, а вокруг раздавались смех и шутки, когда из чьего-нибудь голодного желудка доносилось не контролируемое урчание.

Наконец сеньорита Абиба нарезала порции, и в течение получаса не слышно было никаких иных звуков, кроме шороха ожесточенно двигавшихся челюстей.