Слепой жрец - [2]

– Я хотел бы остаться здесь навсегда… Прежде я никогда не видел статуй Посейтониса, но стоило мне взглянуть на этого бога и я мгновенно понял: здесь предназначенное мне судьбой место. О, позвольте мне никуда не уходить отсюда! Я мечтал бы жить и умереть у ног этого бога.

Столь внезапно вспыхнувшая вера в душе чернокожего чужестранца вызвала среди жрецов неоднозначное отношение. Большинство, впрочем, полагало, что пренебрегать подобным даром не следует. Если Посейтонис внушил сему юноше такие глубокие эмоции, следовательно, бог сам, лично, выразил желание видеть Каваррубиа в числе своих служителей.

Один или два жреца, впрочем, так и остались при своем мнении: они не сомневались в том, что черномазый попросту мошенник, которому зачем-то понадобилось пересидеть опасное время в храме.

Разумеется, скептики были недалеки от истины: бесследно исчезнув из дома своего хозяина, чернокожий невольник не нашел убежища лучше, нежели каморки для жреческой прислуги позади храма.

Но спустя некоторое время положение вещей изменилось. Каваррубиа действительно обрел себя в религиозном служении Посейтонису. Он даже двигаться и говорить начал как истинный житель Кордавы, жрец почитаемого божества.

Минуло двадцать лет – и вот уже никому в Кордаве даже в голову не приходило усомниться в том, что Каваррубиа был воспитан при храме Посейтониса и с самого юного возраста предназначался в служители этого бога. Необычный для Зингары иссиня-черный цвет кожи, высокий рост и изящное сложение Каваррубиа никого не удивляли. Он выглядел именно тем, кем являлся. Почитатели Посейтониса толпами стекались к этому жрецу, дабы получить от него наставление.

Но однажды произошло несчастье, которое изменило все.

Возвращаясь с длительной прогулки по берегу моря, на подступах к Кордаве жрец совершенно неожиданно для себя столкнулся с вооруженным отрядом. Человек десять всадников с копьями и кривыми мечами преградили ему путь.

Каваррубиа остановился. Ветер трепал его длинные одежды, соленые брызги морских волн долетали до его лица. Начинался прилив. Волны с силой били в скалистый берег, как будто снова и снова пытались проверить его на прочность. Все было здесь знакомо Каваррубиа, все принадлежало Кордаве – и Посейтонису.

– Кто вы такие? – громко окликнул жрец незнакомцев. – Пропустите меня!

Ему не ответили. Всадники быстро окружили жреца. Он огляделся по сторонам, однако отступать было некуда – разве что прыгать со скалы в море.

Но Каваррубиа не умел плавать и с детства боялся воды. Поэтому он вновь решил обратиться к рассудку тех, кто на него напал.

– Вероятно, вы не знаете, кто я такой, чужеземцы, – заговорил он снова, стараясь сделать так, чтобы голос его звучал спокойно. – Оскорбляя меня, вы оскорбляете бога.

На них и это не произвело впечатления. Один сиял с пояса сложенную в четыре раза сеть, раскрутил ее и набросил Каваррубиа на голову. Жрец оказался спутан по рукам и ногам. Всадник соскочил на землю, ловко скрутил Каваррубиа запястья, накинул жрецу на голову мешок и взвалил недоумевающего, испуганного пленника в седло. Отряд помчался прочь от Кордавы.

Каваррубиа ничего не понимал. В его голове проносились тысячи догадок, и все они рассеивались, не успевая даже приобрести законченный вид. Неужели его схватили наконец охотники за беглыми рабами? Маловероятно – бывший хозяин наверняка давным-давно отказался от желания поймать дерзкого негра: расходы на его поимку уже превысили стоимость самого раба, буде он окажется схвачен.

Скачка продолжалась почти бесконечно. Наконец отряд остановился. Каваррубиа к тому моменту был без сознания. С его головы резко сдернули мешок, и солнечный свет ослепил его. Моргая и испуская невольные стоны, жрец попытался осмотреться. Поневоле его охватила дрожь.

Они находились на вершине скалы. Впереди синела цепь Рабирианских гор. Эта скала, похожая на огромный палец, торчащий прямо из песка, выглядела так, словно неведомая сила скручивала и опаляла ее, пытаясь придать ей как можно более уродливый вид.

На кончике «пальца», между «ногтем» – острым скальным гребнем, и «мякотью» – округлой макушкой собственно скалы, – и находился отряд вместе с пленником.

Жреца крепко держали. Впрочем, он и не пытался вырываться. Мысленно он взывал к Посейтонису, но увы – слишком далеко находилась от него сейчас водная стихия. Здесь, среди голых камней, мольбы о помощи, исторгавшиеся из глубины души Каваррубиа, слышал только равнодушный ветер.

Чужаки, как видел теперь Каваррубиа, были откуда-то из Турана: невысокие, плотные, с суровыми смуглыми лицами, как будто вырубленными из камня или вырезанными из плотной породы дерева. Между собой они не разговаривали, равно как не снисходили до бесед со жрецом.

Один из них поднес к губам пленника какое-то питье во фляге. Думая, что это вода, Каваррубиа сделал большой жадный глоток. Его горло обожгло огнем. Он закашлялся и отшатнулся, но чужие руки держали его крепко. Сильные пальцы туранца раздвинули его губы и влили остатки питья насильно.

Задыхаясь, Каваррубиа вынужден был проглотить жидкость. Она пылала в его горле, в его желудке, он весь как будто был охвачен пламенем.