Следы ведут в пески Аравии - [29]

По дороге к резиденции долы Нибур услышал, что сегодня утром, во время военных учений, доле случайно прострелили ногу. «Дола знает, что в городе сейчас находится врач из Европы, и, конечно, воспользуется его просвещенными услугами», — подумал Нибур и вернулся домой. Однако дола не пожелал приглашать Крамера. Тем не менее часть вещей, задержанных в таможне, 27 апреля была им наконец выдана, хотя и в весьма плачевном виде. Даже постельные принадлежности были изрезаны на куски: видимо, и в них пытались что-то обнаружить. Исмаил не унимался: он обязательно должен отнести 50 дукатов доле, так как без его, Исмаила, рекомендации никого из европейцев к доле не пропустят. Не видя иной возможности выбраться из заколдованного круга, в который они попали, Нибур отсчитал Исмаилу 50 дукатов. Неизвестно, какая часть из них досталась доле, но так или иначе Форскол и Нибур были допущены к нему.

Дола, седобородый старец благостного вида, изобразил удивление.

— Во имя Аллаха милостивого, милосердного. Чужестранцы так чудесно изъясняются по-арабски! Почему же они сами давно не пожаловали ко мне, не сказали, чем недовольны и в чем нуждаются?

Зашла речь и об их багаже. Дола не отрицал, что был напуган слухами и хотел поскорее избавиться от пришельцев. Ну кто же возит с собой дохлых рыб и змей в склянках? Тогда Форскол напомнил, что среди них есть врач, который применяет европейские методы лечения, возможно неизвестные арабам, и услугами которого ему, доле, не мешало бы воспользоваться. До сих пор он всех лечил, и никто не жаловался.

— Мои подданные говорили, что чужеземный лекарь, может вылечить меня, но я боялся, что он даст мне горячие лекарства, — признался дола.

— Какие горячие лекарства? — удивился Нибур.

— Они принесли бы мне вред, разве ты не понимаешь, чужестранец?

Нибур только пожал плечами. Позднее он узнал, что арабы разделяют все лекарства на горячие и холодные. Горячие — это сильнодействующие снадобья, которые способны принести иногда вред человеку, если их не вовремя употреблять, и называются они так потому, что само слово «горячее» — синоним «жаркого», а «жаркое» — это высокая температура и та ужасная жара, которую порой с трудом переносят даже сами арабы. Но горячими бывают и болезни — те, что сопровождаются лихорадкой. Естественно, арабы предпочитают и холодные лекарства, и холодные болезни, не вызывающие лихорадки, и имеют свою определенную систему лечения и тех и других.

— Почему же наш врач, призванный лечить людей, мог бы принести вам вред? — не удержался от вопроса Форскол.

— Из мести, — не моргнув глазом ответил дола. — Возможно, сам Аллах уже наказал меня за то, что я так дурно обошелся с вами, чужестранцы.

На следующий день путешественники получили не только все остальные вещи, которые, как оказалось, даже не подвергались досмотру, но и подарок от долы — четырех баранов и два мешочка риса. Исмаил и тут вызвался помочь — сам оплатил таможенную пошлину, из казны экспедиции, разумеется, и к тому же это стоило в три раза дороже, чем в Лохейе или Бейт-эль-Факихе. Нибур ни секунды не сомневался, что разница пошла в карман хитроумного Исмаила.

Уговоры Нибура и Форскола, видимо, убедили долу, и он послал за Крамером. И если всех иноверцев по существующему здесь закону заставляли перед резиденцией долы спешиваться, то Крамера ввезли на муле прямо во двор, чтобы все жители Мохи видели, каких почестей удостоился европейский врач.

Теперь можно было спокойно знакомиться с городом и его достопримечательностями. Нибур отправился к мечети, возле нее всегда собираются старики. Мечеть носила имя Шадли, а недалеко от нее струился фонтан — тоже Шадли. Тогда Нибур вспомнил, что так же именовались и городские ворота. Что же это за имя? И он услышал легенду об основании города, который его жители считали одним из самых молодых в Тихаме.

Жил некогда в этих местах благочестивый шейх по имени Шадли. Арабы из всех окрестностей, даже весьма отдаленных, почитали за счастье приблизиться к нему. Однажды здесь пристало к берегу торговое судно, плывшее из Индии в Джидду. Индийские моряки увидели хижину и заглянули в нее. Шейх принял гостей с радушием, свойственным бедуинам, и угостил их кофе. Индийцам такой напиток известен не был, и они решили, что это лекарство. А у них на судне болел богатый купец. Шейх уверил моряков, что он молитвами и снадобьями вылечит купца, пусть тот только велит выгрузить товары на берег и сам явится к нему. Когда купцу это передали, он попросил отнести его к шейху. Выпил купец кофе, ему понравилось, а шейх между тем предсказал, что когда-нибудь на этом месте вырастет большой торговый город и индийским судам не придется плавать в Джидду. Шейха, как всегда, окружали арабы, пришедшие из окрестностей, и дело кончилось тем, что они купили у индийского купца весь его груз.

Купец вернулся в Индию чрезвычайно довольный, принеся с собой рассказ о благочестивом шейхе Шадли и выгодной коммерции около его хижины. После этого сюда приехали другие купцы, за ними — третьи, и чем дальше, тем больше. II шейх всех угощал кофе. Постепенно они к нему пристрастились, ощутив его живительную силу, начали увозить отсюда кофейные зерна, а взамен оставлять свои товары. Так и случилось, что вокруг хижины шейха сначала возникло небольшое селение, а затем вырос крупный торговый город, и имя ему дали Моха, что в Европе превратилось в «Мокко» и стало названием сорта кофе. И даже горы вокруг Мохи, сплошь покрытые кофейными плантациями, расположенными террасами на склонах, получили название «Кофейные». Когда шейх умер, над его могилой возвели мечеть, а его имя стали поминать в утренних молитвах как имя патрона города, покровителя арабских кофеен, вразумившего род людской пить кофе и покупать кофейные зерна.