Следы ведут в пески Аравии - [27]

В стремлении побыстрее достичь цели и в то же время как можно больше увидеть ученые подвергали себя перегрузкам, которые не в силах выдержать даже очень здоровый организм. Но чего иного можно было ожидать от людей, оказавшихся в необычайных условиях? Как могли они рассчитать свои силы? И способны ли были умерить исследовательский пыл? Далеко не всегда они перенимали образ жизни кочевников, считая себя людьми иного склада, а следовательно, и иных возможностей. Хавен уже поплатился за то, что ел мясо. Форскол жаловался на недомогание, объясняя его резкой разницей температур дня и ночи. Нибур постоянно ощущал усталость и нервное перенапряжение. Но они и не думали сдаваться. Они не знали, что все несчастья у них впереди…

Первая смерть

В конце апреля Нибур и Форскол достигли долгожданной Мохи. Все прибывающие в город должны были проходить через ворота Баб-Шадли. Чужестранцев, по существующему здесь обычаю, задолго до ворот заставили слезть с ослов и идти пешком. Наши путешественники сдали вещи для досмотра и ответили на вопросы местных чиновников. При этом у них, как и прежде, никто не потребовал документов, не спросил ни об имени, ни о цели приезда. Они просто назвали тот караван-сарай, где обычно останавливаются турки и где они договорились встретиться со своими спутниками, которые передвигались ночью. Бояться им было абсолютно нечего. На этот раз они располагали не только рекомендательным письмом кишьп Джидды и долы Бейт-эль-Факиха к местному доле, но и письмами от купца из Бейт-эль-Факиха к известному морскому купцу Саиду Салеху и от торговцев Джидды к агенту Ост-Индской компании — именно в эти дни в Моху должно было прийти английское торговое судно из Бомбея.

Первый визит Нибур и Форскол нанесли Саиду Салеху. Самого купца не оказалось дома, их встретил его сын — красивый молодой человек.

— Исмаил, — представился он.

Исмаил был сама предупредительность. К тому же он свободно говорил по-голландски. На их пути это был первый житель Аравии, знавший европейский язык. Заметив их удивление, он показал свидетельство о том, что служил толмачом на голландском судне, и рассказал, как выучил язык у голландского ренегата. При этом он не преминул высказать восхищение европейцам их образованностью, манерами, даже внешним обликом. Вскоре подали вполне приличный пунш, и беседа приняла непринужденный характер. Настроение у наших путешественников было самое благодушное.

— Дорогие чужестранцы, зачем вы отпустили бороды? Их надо срочно сбрить, — вдруг сказал Исмаил, — И зачем оделись как турки? Одежда на вас не приличествует ни вашему роду, ни вашему положению.

— У мусульман очень удобная одежда, нам нравится, мы чувствуем себя в ней легко и свободно, — ответил Нибур.

— А почему же англичане, приезжающие из Бомбея, одеты по-европейски? — настаивал Исмаил.

— Они просто еще не вкусили прелести местных одеяний, — улыбнулся Нибур.

— Теперь нам поздно переодеваться. Ведь люди подумают, что мы, мусульмане, предали свою веру, — добавил Форскол, пытаясь обратить разговор в шутку.

— Нам предстоит дальний путь. Мы ведь отправляемся в Сану и еще хотим осмотреть горные местности, — уже серьезно объяснил Нибур.

Эти слова привели Исмаила в ужас.

— Зачем вы рискуете жизнью, чужестранцы? — воскликнул он. — Горцы злы и жестоки. Они ненавидят пришельцев, впрочем, так же, как все рожденные под знакам полумесяца ненавидят франков.

— Когда-то, находясь в Европа, мы тоже так думали, — возразил Нибур. — Но с тех пор как мы вместе с арабами проплыли по Нилу и Аравийскому заливу, побывали в Джидде, Лохейе, Ходейде и Бейт-эль-Факихе, мы убедились, что наши страхи были ни на чем не оспованы.

— Вздор! — закричал Исмаил. — Вас до сих пор не прирезали лишь случайно. Европейца на нашей земле опасности подстерегают за каждым камнем. Чернь, этот сброд, они же все разбойники от рождения! Они вас разденут догола и испробуют на вашем теле остроту своих ножей!

Завязался спор. Исмаил продолжал запугивать европейцев, убеждая их отказаться от своего намерения. Увидев, что его слова не поколебали их решимости, Исмаил неожиданно предложил им вызвать из Дании торговое судно, которое бы взяло груз кофе из Мохи.

— Нет, это не наше дело, мы не купцы и торговлей заниматься не умеем, — решительно прекратил разговор Форскол.

«Как хорошо знать язык страны, в которую попадаешь, — думал Нибур. — Чего только нам не наговорил этот красавец! Если бы я не разбирался в языке, я бы, пожалуй, поверил ему и у меня создалось бы превратное представление об этом прекрасном народе. Не похоже ли все это на хитрую ловушку?»

Исмаил явно потерял к ним интерес, и они холодно распрощались. При содействии других купцов Мохи путешественники получили жилище. Затем радостно встретили отставших друзей и все вместе отправились в таможню у городских ворот за имуществом экспедиции.

Более отвратительного досмотра, чем тот, с которым им пришлось столкнуться здесь, у них не было никогда. Чиновник перерыл все ящики и мешки чужестранцев. То, что он там обнаружил, привело его в ярость. Его вопли собрали множество зевак. Но это были не те благожелательные люди, которые с интересом разглядывали их инструменты в Бейт-эль-Факихе. Нет, эти смотрели на пих враждебно и подозрительно.