Следы ведут в пески Аравии - [28]

А таможенный чиновник тем временем раскрыл бочонок Форскола с рыбами, выловленными в Красном море, и стал ковырять их палкой. Рыбы рассыпались на части от его прикосновения. Та же участь постигла и других морских животных, собранных Форс-колом. Никакие уговоры не помогали, ибо таможеннику пришла в голову мысль, что в дохлой рыбе спрятаны найденные в Аравии сокровища. Досмотр становился все тщательнее и грубее. В следующем бочонке были хрупкие раковины — особенно драгоценный для естествоиспытателя груз. Их также переворошили палкой, разламывая на куски. И совсем уж ожесточился чиновник при виде сосудов с заспиртованными змеями. Так, значит, эти чужестранцы явились сюда, чтобы отравить йеменцев! И именно поэтому один из них прикидывается врачом — так ему сподручнее заниматься убийствами! Таможенник категорически отказался выдать европейцам этот странный груз.

— Хулители веры! Собаки! — глухо раздавалось вокруг.

Атмосфера сгущалась.

В это время в помещение, служившее таможней, примчался один из нанятых еще в Лохейе проводников. Размахивая руками, он кричал:

— О высокорожденные чужестранцы, мы пропали! Все, что мы так оберегали, передвигаясь по пустыне, вся ручная кладь и все ваши бумаги выброшены из дома и летают по ветру, а нас прогнали в шею!

Форскол и Крамер бросились к дому, в котором остановились, чтобы выяснить, что произошло. На улице их гиканьем и бранью встретила толпа. Выяснилось, что все их вещи, в том числе книги, выброшены на улицу друзьями Исмаила, по его наущению. Сам Исмаил исчез. Чиновник в таможне злорадно сообщил им, что дола сказал: «Эти люди не должны оставаться в нашем городе даже до утра!» Но они не могли уехать без вещей и без официального разрешения властей.

Создалось безвыходное положение. Весть о злом умысле франков и о запрещении пускать их на ночлег быстро разнеслась по всей Мохе.

Легко ранимый, Хавен, сразу потерявший вкус к путешествию, принялся уговаривать остальных возвращаться обратно. Форскол высмеивал его слабость — нельзя же в конце концов отступать, столкнувшись с подлостью. Бауренфейнд философствовал по поводу нравственных различий между европейцами и азиатами. Нибур категорически протестовал против того, чтобы отождествлять народ Йемена с одним негодяем.

— Сами же арабы говорят: тухлое яйцо всю кашу портит! — улыбался Форскол. — Вот вам и наглядный пример.

— Я не дам этому Исмаилу испортить нам кашу! — воскликнул Нибур и отправился искать ночлег. Однако в страхе перед угрозами Исмаила люди отказывались пустить чужестранцев на постой.

И все-таки нашелся добрый горожанин, который разрешил им поселиться у него, и даже на целый месяц. Правда, при этом он поставил условие: пусть кади заверит его, что он не будет за это наказан. Отправились к кади, и тот, оказавшись человеком честным и разумным, разрешил горожанину исполнить то, к чему его призвали душа и сердце. Наконец-то у них снова появилась крыша над головой. Теперь следовало действовать дальше.

— Неужели вы не понимаете, — говорил Нибур, — что Исмаил решил нам доказать свою правоту? «Вы не верите в жестокость мусульман, в их злобу и ненависть по отношению к европейцам. Так вот, получайте и злобу и ненависть, получайте сполна».

— Но почему? Почему вдруг мусульманин решил бросить тень на своих единоверцев и побудить их к столь бессердечному поведению? — недоумевали его спутники.

Тем временем в Моху прибыли два английских судна из Бомбея. Капитан одного из них, шотландец Фрэнсис Скотт, узнав о пребывании в городе злосчастных европейцев и о том, что их вещи задержаны в таможне, сразу же пригласил их к себе на завтрак. он часто бывает в этих краях, сказал он, знает местные правы и берется помочь. Наконец-то путешественники увидели в Мохе прекрасно накрытый стол, услышали дружескую речь. Сразу же выяснились причины, побудившие Исмаила поднять против них весь город. Оказывается, купец Саид Салех со своим сыном не впервые распространяют слухи о том, что местное население ненавидит чужеземцев и способно причинить им всяческое зло. Напуганные европейцы должны были, по мнению Саида Салеха, быть счастливы, что встретили в этом ужасном краю такого доброжелателя, как он, у которого к тому же сын владеет одним из европейских языков. Сын моментально приставлялся к чужестранцу толмачом и гидом, и, таким образом, вновь прибывший оказывался в полной зависимости от этого семейства. Исмаил был сначала чрезвычайно обрадован приездом европейцев, по их знания и поведение опрокинули его планы. Предложение вызвать из Дании судно за грузом кофе также не получило отклика. Все это и явилось причиной его злобы. Дальнейшее уже зависело от его активности и авторитета среди жителей Мохи.

Объяснив участникам экспедиции поведение вероломных купцов, Скотт, однако, рекомендовал им при встрече с Саидом Салехом и Исмаилом сделать вид, что ничего не произошло, иначе на них обрушатся новые неприятности. Ученые последовали этому совету, и вскоре Исмаил явился к ним как ни в чем не бывало с новым предложением: так как дола якобы чрезвычайно сердит на европейцев, им надлежит его задобрить, для чего послать с пим, Исмаилом, ему в подарок 50 дукатов. Как ни странно, это была разумная мысль: европейцам предстояло еще долго путешествовать по стране, они даже не могли выехать из Мохи. Но они сразу поняли, что если дать деньги Исмаилу, то дола их никогда не получит. Посоветовавшись, они ответили Исмаилу, что с благодарностью принимают его совет, по деньги передаст Нибур.