Следы ведут в пески Аравии - [14]

Переход от Каира до Суэца дорого достался участникам экспедиции. Бауренфейнд слег в тяжелой лихорадке, заболел и Форскол, и даже Крамер чувствовал себя измотанным и больным. К счастью, у них оказалось достаточно времени, чтобы прийти в себя. Из-за своеобразного режима ветров на Красном море судоходство было строго регламентировано: при одном ветре в определенное время года можно было плыть только с севера на юг, при ветре противоположного направления в другое время года — только с юга на север. Пока еще дул встречный ветер. Значит, надо было снова запастись терпением и ждать.

Поход на гору Синай

Однажды Нибур услышал, что на Синайском полуострове есть гора, изобилующая древними надписями, ее так и зовут — Джебель-эль-Мукаттаб, то есть «Гора надписей». Он давно уже уговаривал Хавена в ожидании отплытия судна на Джидду отправиться туда.

Дорога в горы имела дурную славу: разбойничьи шайки там нападали на путников чаще, чем где-либо. Хорошо знать язык здесь было недостаточно. Требовалось еще иметь проводника и хафиров — телохранителей. У всех капитанов и купцов были свои хафиры. Так что нашим путешественникам пришлось нанимать не только проводника и погонщиков с верблюдами, но и телохранителей, да еще скреплять договор со всеми ими у местного судьи — кади. Кади внимательно выслушал их просьбу и вдруг потребовал, чтобы Нибур предсказал ему будущее.

— Скажи мне, ученый, — заявил кади, — родится ли у меня сын и когда?

— Скоро у тебя родится три сына, — не моргнув глазом ответил Нибур.

Кади пришел в восторг и незамедлительно утвердил взаимные обязательства сторон. Недовольны были только Форскол, Бауренфейнд и Крамер.

— Какое-то безрассудство, — ворчал Крамер.

Но безрассудство вообще не было свойственно Карстену Нибуру, таков уж был его характер. Он и в этом случае руководствовался лишь голосом разума.

Когда 6 сентября 1762 года Нибур и Хавен тронулись к Сипаю, они с удивлением обнаружили, что их сопровождает целая толпа: помимо телохранителей, здесь оказались три шейха, друзья и рабы этих шейхов и еще много постороннего люда. Нибур даже подумал, что «шейх» — это почти то же самое, что «Неrr» у немцев или «monsieur» у французов. И самое странное, что за передвижение всего этого сборища должен был платить Нибур, не без сожаления извлекавший талеры из вверенной ему королевской казны. Он видел, что их с Хавеном считают не то сумасшедшими, не то сказочными богачами, но от своей затеи не отступил.

Ветер мешал им продвигаться вперед, горячий песок бил в глаза, вокруг простиралась пустыня. Людей мучили жажда, налящее солнце, затерянность, бесприютность. Ночи путники проводили под открытым небом.

Они шли тем путем, которым, по преданию, пророк Моисей вел древних евреев в землю обетованную, спасая их от преследования египетских фараонов. Пройдя равнину Джирдан, миновав скалу Хаджар, они очутились в цветущей долине. «Быть может, это и есть библейский Елим, тот самый, где стояли семьдесят финиковых пальм и было двенадцать источников кристально чистой воды? — думал Нибур. — Быть может, именно здесь располагались станом дети Израилевы перед восхождением на вершины Синая».

А потом снова ни одного колодца, ни капли воды. Одни лишь камни заполняли высохшие русла. Вокруг, подпирая небо, высились отроги мрачного скалистого массива.

Древние народы всегда поселяли своих фантастических богов на горах. Разве в древнегреческой мифологии боги не жили на Олимпе? Гора Синай, видимо, вулканического происхождения, а богам ведь и полагалось обитать на огнедышащих горах: извержения пламени с пеплом как нельзя лучше выражают могущество высших существ. Вот и Моисей, как сказано в Библии, разговаривал с Яхве, когда «гора Синай вся дымилась оттого, что Господь сошел на нее в огне, и восходил от нее дым, как дым из печи, и вся гора сильно колебалась».

Застыли каменные громады фантастических очертаний. Горные породы отсвечивали всеми цветами радуги. «Горные вершины вместе со звездами указывают вам прямые пути», — повторял Нибур себе в назидание строки Корана. Но прямых путей не было, дорога петляла меж скал, кружила в долинах, поднималась в горы. Потихоньку Нибур пользовался компасом, делал записи.

К 10 сентября прошли 18 немецких миль[4] и расположились на длительный отдых в долине Гарандаль, примкнув к лагерю одного из местных шейхов. К этому времени Нибур уже внимательно присмотрелся к своим спутникам-арабам. Одеты они были в свободные рубахи, сверху — накидки, перехваченные широким поясом, на головах — тюрбаны или платки, на ногах — чулки и сандалии. Между европейцем и арабами завязалось общение. Большинство арабов были убеждены, что Нибур — просто сумасшедший, сумасшедшие же в мусульманском мире пользуются обычно трогательной любовью, покровительством, а после смерти даже приравниваются к святым. И лишь некоторые вели с ним серьезный, откровенный разговор.

— Странные вы люди, франки[5], Аллах вам судья! — говорили они. — На щеках вы волосы уничтожаете, а повсюду в других местах оставляете, пищу едите железом, пишете от левой руки к правой, а женщины у вас, говорят, покрывал не носят и каждому позволяют глядеть себе в лицо.