Следствие ещё впереди - [23]

В кабинет ввели Коваля, и Рябинин перестал описывать четырёхугольники вокруг стола.

Задержанный оказался длинным лысоватым мужчиной с мрачным сосредоточенным лицом. Он сел нехотя, но на стуле укреплялся обстоятельно, будто не собирался с него вставать. Знал, что разговор будет не быстрый и не простой.

— Ну, Семён Арсентьевич, кем вы работаете?

— Бульдозерист, — буркнул он.

— Хорошо, — сказал Рябинин, сам не понимая, почему это хорошо.

— Есть семья?

— Двое пацанов.

— Расскажите про своих друзей и знакомых.

Коваль начал перечислять многочисленных приятелей и родственников. Рябинин записывал их на отдельном листке и думал, что, по его версии, Коваль должен быть связан с Померанцевым. Но среди знакомых задержанный Померанцева не назвал.

— Теперь расскажите, как вы ударили женщину ножом.

— Я не ударял, — твёрдо заявил Коваль.

— Как это «не ударял»? — удивился Рябинин; удивился откровенно, громко, даже чуть возмущённо.

— Так и не ударял, — повторил задержанный, уперев тяжёлый взгляд в стол.

— Расскажите, как всё получилось.

Коваль помолчал, шевельнул стул и начал говорить, медленно ворочая языком. Рябинин ещё не понял: то ли опасается проговориться, то ли мысль неповоротлива, как и его бульдозер.

— Иду я, значит, по мосткам, а эта женщина, значит, впереди идёт. Ну, я иду, и она идёт, доски под ногами стучат, хлопают, некоторые оторваны… Я трезвый был… почти. Стакан сухонького. Иду сзади…

— Сколько было до неё метров?

— Ну, три, а может, меньше. Может, и больше. Иду, значит… Вдруг она останавливается, глядит на меня… И как подкошенная на доски так и легла. Я думал, сердце или там какая гипертония… Смотрю, кровь… Вот и всё.

— Кто-нибудь сзади шёл?

— Никого.

— А впереди?

— Никого.

— И вы её не ударяли?

— И я не ударял.

— Значит, нечистая, — усмехнулся Рябинин.

— Та зачем она мне? — повысил голос задержанный.

Этим сейчас занимался Петельников — зачем она ему: беседовал с женой, друзьями, сослуживцами, соседями Коваля. Проверяли всю его биографию.

— Семён Арсентьевич, почему вы строите из себя глупого человека? — поинтересовался Рябинин. — Ведь, кроме вас, абсолютно никого не было! Вы и она!

— Це верно. — От волнения Коваль стал употреблять украинские слова.

— Вот видите — це верно. Какой же смысл отрицать?

— Не бил я её.

Коваль даже крякнул от избытка чувств и, махнув рукой, повторил:

— Та не бил я её!

— Тогда кто? Вы должны были видеть.

— Никого не было.

— Вот. Вы здравый человек?

Задержанный кивнул.

— Если двое идут друг за другом, а потом один из них падает порезанным, то, бесспорно, порезал его второй. Не так ли?

Коваль опять согласно кивнул головой, обдумывая это логическое построение.

— Если бы у потерпевшей была пулевая рана, — продолжал Рябинин, — то могли стрелять издали. А тут ножом.

Коваль молчал. Да и нечего было возразить.

— Зря вы, Семён Арсентьевич, не говорите.

— Та не бил я!

— Для меня ведь неважно, признаете вы удар или не признаете: для чего вы это сделали? Или вас научили? Или вас наняли?

— Та у меня и ножа не було!

— Мы его найдём. Где-нибудь там, в досках. Выбросили со страху.

— Та не бил я!

Преступники не признавались часто. Следствие — борьба, а в борьбе допустима и защита. Рябинин не одобрял, когда преступник изворачивался, но всё-таки понимал его — не хотелось садиться. Рябинину даже нравилось опровергать умные версии. Но он злился, когда преступление было очевидным, а задержанный бездоказательно бубнил своё, вот вроде этого, который упёрся, как его бульдозер в скалу.

— Не пойму, на что вы надеетесь, — сдерживаясь, сказал Рябинин.

— Та не бил я!

Рябинин вскочил и упёрся руками в стол, подтянувшись лицом к бульдозеристу.

— Не бил? — крикнул он. — А потерпевшая говорит, что, кроме вас, ударить было некому!

Красное лицо Коваля обмякло, как-то набухли нижняя челюсть и подбородок. У Рябинина мелькнула мысль, уж не хочет ли он заплакать… Коваль оторвался от пола и глянул на следователя. Где-то он видел такой взгляд. Ему захотелось вспомнить, где на него смотрели вот такие же глаза. Рябинин попытался отмахнуться от навязчивого желания, но оно никак не проходило. Казалось, как только вспомнит, сразу решится этот допрос и что-то он поймёт, чего не понимает сейчас.

— У вас есть знакомые геологи?

— Нема.

При слове «геологи» в лице Коваля ничто не шелохнулось.

— Вы знаете гражданина Померанцева?

— Не знаю такого.

Может быть, это два ничем не связанных эпизода:

Померанцев — Симонян, Коваль — Померанцева? Но они связаны Померанцевым. Совпадение?

Стремительно вошёл Петельников. Рябинин сидел в его кабинете.

— Пусть уведут, — попросил Рябинин.

Сержант забрал Коваля, и тот гулко зашагал, глянув на следователя своим мучительным взглядом.

— Будешь арестовывать? — спросил Петельников.

— Не знаю.

— Чего ж тут знать… Схвачен на месте преступления. Да и потерпевшая говорит.

— Потерпевшая удара не видела, — уточнил Рябинин.

— Да, но она обернулась, а Коваль стоял сзади.

— Верно, — вздохнул Рябинин и спросил: — Что у тебя?

— Несудим, двое детей, никаких замечаний, выпивает изредка, связи с геологами не установлены.

— Вот видишь, — опять вздохнул Рябинин.

— Там сейчас ребята ломают настил, ищут нож.