След зверя - [42]

— Не могли бы вы, мадам, заручиться его непосредственным покровительством?

— Тебе, как и мне, хорошо известно, что сеньор сеньора не вмешивается в дела своего непосредственного вассала, за исключением отказа в правосудии или ложного суда[64]. Но это не наш случай. Артюс д’Отон не станет вмешиваться в семейные споры, иначе сложится щекотливая политическая ситуация, которая может ему навредить. Конечно, Эд — мелкий сеньор, но у него есть весомый козырь: его железные рудники.

— Его железный рудник, последний, и, как говорят, он истощился, — поправил Аньес Клеман.

— И все же он добывает достаточно железа, чтобы производить впечатление на короля. Клеман…

— Мадам?

— Я так корю себя за то, что впутала тебя в эти интриги, но…

Клеман сразу же понял, что тревожило Аньес, и поспешил ее успокоить:

— После своего визита в часовню Мабиль довольно долго никуда не выходила и не встречалась ни с кем, кто мог бы сыграть роль гонца и сообщить о ее открытиях вашему брату.

Аньес протянула руку, и Клеман прижался к ее ладони, закрыв глаза.

Ближе к вечеру другой неожиданный визит отнюдь не улучшил настроение Аньес. Жанна д’Амблен из Клэре совершала свое ежемесячное путешествие. Обычно Аньес нравилась живая непосредственность монастырской казначеи. Она всегда привозила с собой множество незатейливых историй, анекдотов о своих встречах с зажиточными горожанами, крупными торговцами, откупщиками или же местными дворянами, которые развлекали молодую женщину. Все сведения о мире — рождения, браки, смерти, беременности и урожаи — доходили до нее благодаря казначее. Но сегодня было видно, что сестру снедало какое-то беспокойство. Женщины расположились в небольшой прихожей перед покоями Аньес, где стояли изящный столик и два кресла. От легкого ветерка накидка Аньес зашевелилась. Она посмотрела на высокое окно. Несколько стеклянных ромбов, обрамленных свинцом, были разбиты. Птица? Но когда? В течение дня она только проходила несколько раз через эту маленькую комнату и располагалась там лишь в тех случаях, когда ей наносила визит какая-нибудь дама, то есть крайне редко. Что за несчастливый день! Стекло стоило так дорого, было такой редкостью… Несколько застекленных окон мануария были лишь воспоминаниями о расточительных вкусах Гуго. Когда наступала зима, другие окна утепляли полотнами и шкурами. Где найти деньги, чтобы вставить недостающие ромбы? Чуть позже… Аньес сделала над собой усилие и занялась своей гостьей:

— Не выпьете ли чарку медовухи?

— Я никогда не отказываюсь от хорошей медовухи, а та, что варят у вас, одна из самых лучших.

— Вы мне льстите.

Улыбке, которой одарила Аньес казначея, не хватало убедительности. Впрочем, она тут же перешла в наступление:

— Я приехала, как только узнала о визите бальи.

— Новости быстро распространяются, — откликнулась Аньес.

— Не совсем так. Монж де Брине сначала посетил Клэре. Сразу же после лауд[65].

— А почему он приехал в аббатство еще до рассвета?

— Чтобы побеседовать с нашей матушкой. Тогда мы и узнали, что затем он собирается ехать в Суарси. Больше мне ничего не известно. Наша матушка попросила меня съездить к вам, чтобы убедиться, что с вами все в порядке. Да так бы я и поступила, если бы ее мысль не опередила мою, — добавила Жанна д’Амблен. — Какой ужас — все эти убийства! Ведь речь идет об убийствах, не правда ли?

— Все заставляет нас думать именно так.

— Ужас! — повторила казначея, положив руку на массивное деревянное распятие, висевшее у нее на груди. — Монахи… Сестра Аделаида права. Эта история с тонзурой такая таинственная… Но почему эти три, а возможно, и все четыре монаха отрастили волосы?

— Чтобы раствориться в толпе, стать незаметными, полагаю.

— Хм… Убедительное предположение. Во всяком случае, оно подходит для второго, того эмиссара Папы, с которым встречалась наша матушка. После его визита она была так взволнована… Разумеется, мы связали ее волнение с ним гораздо позже, поскольку не знали, с какой миссией он приезжал.

— А послание, которое он с собой вез? — встрепенулась Аньес, хотя знала ответ благодаря бальи.

— Исчезло. Наша матушка потеряла аппетит. Она отказалась поведать нам о содержании послания, а поскольку я ее хорошо знаю, то не сомневаюсь в весомости причин, которыми она руководствовалась.

— Но другие жертвы…

— …не посещали нас, если вы об этом спрашиваете. Немногие мужчины, за исключением каноника и наших юных учеников, могут попасть в монастырь, иначе нам стоило бы большого труда соблюдать обеты, ведь их лица выражают такую горячую признательность.

Она замолчала и несколько минут хмуро смотрела на Аньес, а потом продолжила:

— Сейчас затевается что-то ужасное, я чувствую это. Впрочем, не только я одна. Тибода де Гартамп, наша сестра-гостиничная, другие, даже Иоланда де Флери, которую, казалось бы, ничто не может смутить, тоже встревожены. А отчаянное молчание нашей матушки только разжигает беспокойство. Да, это отчаянное молчание. Она замкнулась в себе, чтобы защитить нас, всех своих дочерей, но я не знаю от чего. Мы боимся, мадам…

Аньес в этом не сомневалась. Казалось, густая тень нависла над обычно радостным, ясным лицом казначеи. Та продолжала: