След зверя - [41]

— Я вас не понимаю.

— Тем не менее все очень просто. Итак, я чудовище, жаждущее крови, только не знаю, по какой причине. Предположим. Я… Я не знаю, что я на самом деле делаю, но так или иначе я убиваю этих людей. Тем не менее я стараюсь скрыть следы своих преступлений и представить их как нападения дикого зверя. Медведя, например, ведь они водятся в наших лесах. Но неужели я настолько глупа, что, имитируя нападения зверя, я обезображиваю когтями только лицо и ничто другое, даже одежду? Любой крестьянин или охотник сразу бы все понял. Даже ваш чурбан сержант не попался на эту удочку! Это был не зверь! Это понял бы и пятилетний ребенок. Вот что я имела в виду. Убийца — он умственно отсталый или гораздо хитрее, чем вы думаете.

— На что вы намекаете, мадам?

— Я ни на что не намекаю, я утверждаю. Я утверждаю, что этот подлый преступник, напротив, хотел привлечь внимание к совершенным им убийствам. К тому же вы не находите странным, что все четыре трупа были обнаружены довольно быстро? Два месяца, говорите вы. А ведь я убеждена, что множество других, скинутых в овраги, спрятанных в пещерах, утопленных, брошенных в реки на корм рыбам или сожженных, никогда не будут обнаружены. Согласитесь, что это дело шито слишком толстыми нитками.

Клеман не видел, как на губах бальи заиграла улыбка. Бальи был удивлен, но не потому, что женщина продемонстрировала ему способность мыслить и живость своего ума, которые он мог бы пожелать многим мужчинам, — в конце концов супруга бальи Жюльена была его самым главным советчиком, — но скорее потому, что она без колебаний, открыто возражала ему. Он встал, чтобы откланяться, и игривым тоном произнес:

— Мадам, вы доставите удовольствие графу д’Отону, моему хозяину. Он пришел к тому же выводу, что и вы. Итак, мы имеем дело с четырьмя трупами, трое из которых монахи — а не исключено, что и все четверо, кто знает, — и повторяющейся буквой, написанной, возможно, жертвами, возможно, тем, кто на них напал.

Улыбка погасла на губах бальи. Ее сменила горькая складка, выдававшая его растерянность.

— Еще одна подробность, о которой я не решался вам сказать…

Бальи вынул из кожаного мешочка небольшой квадратик из бледно-голубой ткани и развернул его на глазах у Аньес:

— Вы узнаете этот батистовый платок, мадам? В уголке вышиты ваши инициалы.

Мабиль или сам Эд. Клеман был в этом уверен. Сводный брат Аньес мог украсть этот платок во время своего последнего визита.

— Действительно, это мой платок, — согласилась Аньес.

— Мы нашли его висящим на нижней ветке, в туазе от второй жертвы.

— Таким образом, я не только кровожадная и очень глупая, но еще и неловкая. Ведь я бежала по лесу, сжимая в одной руке платок, а в другой — «кошки»! Какого же вы нелестного обо мне мнения, мсье.

— О… Разумеется, нет, мадам. Надо быть сумасшедшим, чтобы так думать, — любезно возразил Монж де Брине. — Я должен уезжать, до Отона путь далек. Всего доброго, мадам. Прошу вас… Я сам найду дорогу к своей лошади.

Клеман слышал, как шаги бальи удалялись в сторону высокой двери, выходившей во двор. Вдруг шаги замерли:

— Мадам… Признаюсь вам, я еще не уверен в своих выводах. Но если ваши слова найдут подтверждение, не лишне будет посоветовать вам проявлять осторожность.

Через несколько секунд Клеман вышел из своего укрытия и направился к Аньес.

— Ты подслушивал?

— Да, мадам.

— Что ты об этом думаешь?

— Я беспокоюсь. Бальи прав, нам надо усилить бдительность.

— Ты думаешь, что за всем этим стоит Эд?

— Даже если он и стоит, я сомневаюсь, что он является вдохновителем. Он не стратег. Ему больше подходит роль шпиона.

— Ему может давать советы более умная голова. Кроме того, как мой платок оказался в лесу?

— Мабиль?

— А почему бы и нет? Она очень хитрая и коварная. Думаю, она разожгла в себе нечто вроде ненависти к нам… Ненависти слабых, которые предпочитают преследовать еще более угнетенных, чем они сами, чтобы не навлечь на себя гнев своего повелителя.

— Я был заинтригован, если не сказать встревожен тем оборотом, который вы придали этой… беседе, мадам.

Аньес улыбнулась, пристально глядя на Клемана.

— Наступательный… Боевой поединок, это хочешь сказать?

— Вот именно.

— Видишь ли, Клеман, поскольку женщины вынуждены подчиняться мужчинам, они умеют заплетать следы, по примеру дичи. Через несколько лет ты это лучше поймешь.

— Какой дичи?

— Хм… секача[62], разумеется.

— Они крупные, но чуткие и предпочитают пугать, а не нападать.

— Но когда нападают, ничто не может устоять под их напором. Монж де Брине прощупывал меня. Это стало очевидным после первых же его слов. Но я не знаю, почему он это делал. И напротив, я знаю, что ни одно из моих объяснений не стало для него новостью. Теперь остается выяснить, какие подлинные причины двигали им, когда он решил посетить меня. Кроме того, нельзя было допустить, чтобы он догадался о моих опасениях.

— Говорят, граф д’Отон — очень могущественный человек.

— Да, он очень могущественный.

— А ваш сводный брат — ординарный барон и его вассал.

— А я вассал Эда, что делает меня вавассалом[63] графа.

— Вы встречались с ним?

— Я помню, как молодой высокий человек, угрюмый и неразговорчивый, приехал навестить покойного барона Робера. Только и всего. Я была тогда маленькой девочкой.