След торпеды - [14]

«Пожалуй, это он вел радиопередачу. Коршун ни о чем не догадывается, не видит, как вокруг него сжимается кольцо. И это хорошо».

В любом деле Егоров старался выявить главное, ради чего следует напрячь свою энергию, свой разум; и, кроме всего прочего, его мысли были там, на далеком Севере, где всеми действиями руководил капитан 2-го ранга Ермаков, человек по натуре неторопливый, но до дерзости отчаянный. Не забыл Егоров, когда в бытность его службы в Заполярье в поединке с нарушителем морской границы Ермаков прикрыл его собой. Пуля врага угодила ему в левый бок, слегка повредила кость. С тех пор прошло немало времени, но тот эпизод он помнит до мельчайших деталей.

Кто же радировал на чужой берег? Если Коршун, то надо ждать важных событий. Совершенно очевидно и другое: хозяева торопят слугу. Видимо, это имел в виду и генерал, когда вчера, анализируя обстановку, строго предупредил Егорова: «Если морской «гость» станет показывать когти, надо их вовремя обрезать». Легко сказать — обрезать, но кто и когда придет с чужого берега? Одна надежда на Тарасова. Парень цепкий, смышленый. Он должен найти подход к Коршуну. Но он пока молчит. В Синеморск доехал благополучно, устроился на судно…

Капитан 1-го ранга закурил, подошел к карте, висевшей на стене у окна. Взгляд его скользнул вдоль гряды ребристых сопок, полукольцом тянувшихся вдоль Кольского полуострова. Квадрат 6/13… Это остров Баклан. Егоров будто наяву увидел этот небольшой клочок земли, затерявшийся в Баренцевом море. Издали остров был похож на огромную шапку горца, только верх у нее не из меха, а из серо-черного базальта. Камни густо поросли можжевельником и карликовыми березками. Высокие, крутые скалы прикрывали остров от лютых норд-остов, и когда море штормило, на острове можно было укрыться от непогоды. В годы минувшей войны по соседству с островом базировались советские подводные лодки. Напротив Баклана чернел остров Северный, а между ними проходил фарватер, по которому ходили корабли и рыболовецкие суда. Егоров не раз бывал в этих местах. Войну он провел на Северном флоте, плавал на торпедных катерах.

Егорову вдруг пришли на память слова его матери о том, что на суше служить легче, чем на море: там земля да травка всякая, если ранят, лежи себе, жди, когда санитар перевяжет, а на море — буль-буль корабль, и над тобой навсегда закрылось небо. И все же Егоров пошел служить на море, потому что на кораблях плавал его отец Григорий Егоров, и хоть с войны не вернулся, память о нем живет в сердце сына. «У тебя есть своя тропа на море, а это уже счастье», — сказал ему как-то адмирал. Эта тропа берет свое начало из станицы Кущевской, что на Кубани. Станица знаменитая: здесь в гражданскую войну Первая Конная Буденного наголову разбила деникинские белогвардейские казачьи полки. На площади горит огонь в память о тех буденновских бойцах, которые пали в бою. И среди них дед Егорова — Федор. Отчаянный рубака! Командарм Буденный лично наградил его серебряными часами. И было за что. Во время боя под командармом убило лошадь. Не успел он пересесть на другую, как белогвардейский офицер вскинул пистолет. Еще секунда — и прогремит выстрел. Но рядом на гнедом скакуне оказался Федор Егоров. Взмахнул шашкой — офицер и пикнуть не успел. Когда рубка закончилась, Буденный велел привести к нему отважного бойца. «Из какой кавдивизии?» — спросил он Егорова. «Из четвертой», — ответил Федор. Буденный ущипнул усы: «У Семена Тимошенко орлы в дивизии! — Командарм обнял смельчака. Потом снял со своей руки серебряные часы: — Награждаю за верность своему долгу».

…Своя дорога на море. И огнем она опалена, и кровью пропитана. Тогда, в сорок третьем, торпедный катер, на котором служил Егоров, атаковали фашистские корабли. Вражеский снаряд угодил в корму, катер, как подстреленная птица, закрутился на месте, и конец бы ему наступил, да выручил Михаил Егоров. Под огнем врага он срастил трубопровод, по которому топливо поступало к дизелям, и катер рванулся вперед. Моряка ранило осколком, но он с поста не ушел…

Да, нелегко прокладывать свой след в жизни, подумал Егоров. В каждом деле есть свое зерно, надо лишь найти его и сделать так, чтобы это зерно дало ростки… Он усмехнулся, сказал вслух:

— Чего ты раскукарекался? Что было, то прошло. Думай о Коршуне. Как ему обрезать когти?..

Закурил сигарету, потом подошел к окну. Город спал. В небе ярко горели звезды. Почему-то на память пришло письмо сына, полученное на прошлой неделе. Акустик противолодочного корабля матрос Юрий Егоров писал:

«Ты спрашиваешь, люблю ли я море? Эх, отец, да ведь оно не девушка!..»

И снова нахлынули мысли о злополучной шифровке. Кому радировал морской «гость»? Едва он подумал об этом, как в кабинет вошел майор Игнатов, коренастый, светло-русый офицер с карими глазами.

— Расшифровали?

— Загадочный текст, — сказал Игнатов и протянул Егорову листок.

«Ястребу. Прошу Дельфина прибыть в квадрат 6/13 и ждать моего сигнала. Коршун».

— Да, не густо… — пробурчал Егоров. — Дельфин… Что это означает?

Майор высказал предположение, что это, должно быть, какое-то рыболовецкое судно. Егоров возразил ему: