След сломанного крыла - [10]

— Марин, еще рано, — Радж не трогается с места. Он успокаивает Рани улыбкой: — Мы побудем здесь еще, мамми.

— Нет, мы не можем остаться, — Марин едва сдерживает рвущийся крик. Все смотрят на нее, но выражение их лиц трудно определить. Гнев Марин на демонстративное неповиновение мужа и дочери смешивается с воспоминаниями о прошлом и проникает в самые глубины ее существа. — Радж, я завидую тому, что у тебя есть свободное время, но я не располагаю такой роскошью. У меня полно дел, а Джию ждет ее математика.

— Сегодня суббота, — примирительно говорит Джия. Она смотрит на Раджа, ожидая поддержки. — Мази Соня только что приехала, — говорит она. — Мне хочется еще послушать ее истории.

— Ты уже наслушалась историй вчера, — Марин старается утихомирить себя, но у нее не получается.

Дэвид неловко переминается на месте, смущенный, что попал в центр семейной драмы, разыгранной Марин. Внутренний голос подсказывает ей, что надо замолчать, ведь несколько лишних минут не нанесут вреда. Но другой ее голос — и он звучит намного громче — требует, чтобы ее авторитет не оспаривался. Ее власть не должна быть скомпрометирована. Они думают, что она слаба, но это не так. И никогда не будет.

— Радж, вставай сейчас же. Джия, мы уходим.

Марин выходит из палаты, не оборачиваясь, чтобы посмотреть, что натворила. Она быстро идет по коридору к лифту, ее каблуки цокают по больничным полам. Трижды нажав на кнопку, она с нетерпением наблюдает, как медленно зажигаются цифры при спуске лифта. Наконец стальные двери открываются, кабина свободна. Войдя в лифт, Марин ждет, когда двери закроются. Только тогда она прислоняется головой к стене с висящим на ней зеркалом и делает глубокий вздох. Из зеркала на нее смотрит молодая женщина с бледным, перекошенным от ярости лицом.

— Со мной все в порядке, — шепчет Марин. Она проводит ладонью по лицу, чтобы вытереть слезы. Но слез нет: она ведь еще в детстве разучилась плакать. Выпрямившись, она откидывает волосы назад. Собирая непослушные пряди, Марин приводит эмоции в порядок. Через несколько минут она снова будет чувствовать себя в безопасности. Она разглаживает складки юбки, одобрительно кивает своему отражению в зеркальных дверях и начинает просматривать сообщения в телефоне. Ее работа обычно начинается в пять утра и заканчивается после полуночи. Забеременев Джией, она беспокоилась, как это отразится на карьере, но оказалось, повода для беспокойства не было. Она работала вплоть до начала родов. Шофер отвез ее в больницу прямо после заседания правления, а через пять дней она снова была на работе.

Она подает карточку маленькому человечку за стойкой и нетерпеливо ждет, когда он найдет ключи от ее машины.

— Вон те, они вот там, — говорит Марин, указывая на свои ключи среди дюжины других. Он сверяет карточку с ярлыком на ключах. С трудом удерживаясь от желания грубо поторопить его, она набирает номер своего помощника. И тут к ней подходят Радж и Джия.

— Ты не собиралась подождать нас? — спрашивает муж.

— Я же сказала тебе, что должна работать.

От взгляда на Джию настроение Марин улучшается. Она гладит дочь по голове:

— У тебя в понедельник контрольная работа. Важно подготовиться к ней как следует, верно?

Марин хочет обнять Джию, но звонит телефон. Посмотрев, кто ее вызывает, она негромко добавляет:

— У нас очень мало времени перед подачей заявления в университет.

— Да, — Джия прижимается к отцу и обнимает его за плечи. — Я должна поступить в хороший университет.

От этого мимолетного проявления привязанности Марин цепенеет. Она завидует духу товарищества, связывающему ее дочь и мужа.

— Не просто в хороший, — говорит она, одновременно набирая для своего помощника указание подготовить досье. Марин по памяти повторяет список лучших учебных заведений, которые они выбрали: — Гарвард или Йель откроют для тебя двери. Браун, Принстон, Чикагский или Пенсильванский университеты тоже подходят, но только если пролетят Гарвард и Йель.

— Беркли тоже блестящий университет, — произносит Радж. Он все еще обнимает дочь, улыбаясь своему единственному ребенку. — Я не знаю, смогу ли отправить свою малышку учиться на другой конец страны.

— Мы не будем сейчас обсуждать этот вопрос, — отрезает Марин, удивленная его словами. Больничный служащий подогнал их машину и ждет у открытой дверцы. — Радж, пожалуйста, сядь за руль. Я должна ответить на звонок.

Они занимают свои места в машине. Радж выезжает на трехполосную Сэнд-Хилл-роуд, дорогу, соединяющую Пало-Альто с их домом в Лос-Альтос. Он увеличивает скорость, и они пролетают мимо небольших особняков, в которых живут самые могущественные капиталисты-инвесторы в мире. После короткого молчания Джия спрашивает:

— Папочка, а что ты думаешь о Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе? Или, может быть, о маленьком либеральном колледже искусств в Южной Калифорнии?

Шея Марин напрягается, как будто в нее впилась оса. При мысли о времени, потраченном на то, чтобы Джия имела все самое лучшее, у нее начинается жжение под веками. Она вспоминает о жертвах, принесенных во имя того, чтобы дочь, в отличие от нее самой, ни в чем не нуждалась. Вместо платьев из секонд-хэнда, которые она носила в детстве, — дизайнерская одежда для Джии. Ей не разрешалось заниматься чем-нибудь интересным после уроков, потому что она должна была заботиться о младших сестрах, и поэтому Джия могла делать все, что только пожелает. Плавание, теннис, танцы и футбол — лишь некоторые из ее увлечений, иногда очень дорогих. Но деньги не имели никакого значения в сравнении с благом дочери.