Славен город Полоцк - [34]

Первым на площади появился Микула.

— Хватит, — сказал он подростку, усердно колотившему билом по колоколу. — Гляди, не показывайся тивуну — без его ведома вече созывано, а кара за то — руку отсечь, а то и голову. Беги!

— Знаю, — ухмыльнулся подросток и юркнул за ближайшее строение.

Из переулка показалась толпа ремесленников — ковалей, гончаров, кожников. Они работали в разных концах города, а пришли вместе и так скоро, будто ждали за углом. Ухмыльнулся довольный купец, но не понравилось ему, что у многих людей в руках были молотки, клещи, долотья, шкворни.

Давно уже было строго-настрого запрещено являться на вече с каким бы то ни было оружием в руках. Даже князь в таких случаях снимал свои доспехи и оставлял их оруженосцу, ожидавшему его за чертой площади. Микула пошел наперерез ремесленникам.

— Сказано сручье дома оставлять!.. Да и рожи ополоснуть не мешало бы.

Те с готовностью попрятали все в карманы и подняли руки, показывая открытые ладони: «Пусты они, с миром идем».

Надо бы построже быть, да уж некогда. Микула отвернулся, промолчал.

Вот и Иоанн появился рядом с Февронией. Подошло еще несколько уличных старост. Все они останавливались перед широким помостом рядом с вечевой башенкой, но взойти на него никто не спешил: есть люди постарше — тысяцкий, тивун, сотские, мостовой старшина, игумен, княжий скарбник. Может, и сам князь пожалует. Народ прибывал, на площади стало тесно.

Боярин Якун прошел к башне. Ему кланялись, давали дорогу. Но из четырех его телохранителей никого не пропустили к помосту.

— Кто велел звонить?

Люди недоуменно пожимали плечами.

— Сам колокол, стало быть, — пошутил кто-то.

— Князь не велит вечевать, — крикнул боярин, загораживая ступеньки на помост. Пока на помосте нет никого, нет и веча, есть обычное сборище, которое можно бранить, бить, разгонять. — Слышали? Не время ныне вечевать. Великий князь против наших зло помышляет.

Но это известие, которым тысяцкий хотел запугать гражан, неожиданно возымело обратное действие: люди зашумели, затопали ногами, засмеялись. Они вели себя так, будто уже не было над ними никого старше.

— Пускай меньшие к Великому едут и ты, боярин, с ними, — крикнули над самым его ухом, но Якун не успел заметить — кто.

Где-то в толпе создалась давка, толпа колыхнулась волной, боярина швырнуло к помосту, и быть бы ему сломленным, не успей он вскочить на возвышение. А там еще двое оказались рядом с ним. Теперь вече было законным, и никто не смей ни голос, ни руку поднимать на него.

С тоскливым чувством обнаружил боярин, что его телохранители застряли где-то далеко, а толпа возбуждена, невесть чего ожидает, гудит невнятно и грозно, бросает ему в лицо непристойности, злые насмешки.

Боярин однажды уже побывал в плену толпы — когда она заставила его вести ополчение против Глеба. Тогда он сумел обратить негодование народа в свою пользу — повел войско, успел прийти к Дрютеску не слишком поздно, часть славы победителей досталась и ему.

Но его заслуг не хотят больше помнить, а припоминают иное:

— Почему на половцев не идешь?

— А наших людей без конца побиваешь!

— Сколько людей в темнице держишь?

— А закупов сколько нахватал уже?.. Отпусти всех, слышишь!

— Не будем больше князя слушаться...

— И воевода не тот!..

Выкрики звучали все более громко. Боярин поискал глазами игумена, который мог бы унять крикунов, но не обнаружил его и окончательно струхнул. Он лихорадочно думал, как бы известить о случившемся князя, попросить на подмогу его обе сотни. Но вспомнил, что одна сотня усмиряет возле Лукомля поселения, прогнавшие княжеских сборщиков дани, а половина второй отправлена к устью Улы, где снова объявились банды грабителей. Не осталось у князя силы, хитро выбрано время для веча. Знать бы, кто приказал бить в колокол!

У края помоста купец Микула и каменщик Иоанн склонили головы перед народом и площадь затихла.

— Спасибо, народ полочаны, что пришли дела наши купные рядить, — тихо заговорил Иоанн. — А гоже ли ряд без князя вести? Пусть и он с нами станет, пусть вопрошает — мы ответим. Пусть и на наши вопросы отвечает.

— Пусть! — единым дыханием отозвалась толпа.

Когда накануне Микула с Иоанном обсуждали план веча, они не могли предвидеть, как оно пройдет. «Само покажет», — рассудили они. Было только условлено, что для начала Иоанн напомнит о состоянии мостовых — бревна сгнили, расползлись, давно пора новые рубить. А кому рубить, когда многих людей бояре своими непохожими и закупами записали, а кто свободен — бежит из Полочан, бежит от великих поборов и неправды великой. Пусть же князь боронит своих данников от своеволия боярского, а не губит силы в спорах с иными князьями. Так должен был сказать Иоанн. Но как только он предложил пригласить на вече князя, его перестали слушать. Из толпы густо, словно в добрую снежную метель, посыпались выкрики — слова хулы на князя.

— Князю дорогу, князю дорогу! — послышалось издали. Толпа притихла, раздалась. К помосту шел князь Борис. За ним следовала вереница людей высокого роду: князь Давид, младшие сводные братья князей — Ростислав и Святослав, их племянники Василько и Иоанн Рогволодовы, а также их жены и дети.