Славен город Полоцк - [35]

На том настояла толпа черных людишек, числом не счесть, которая ворвалась на княжье подворье и разогнала десяток его охраны. Не было возможности князьям ослушаться, не было возможности бежать.

И вот они здесь, те самые князья, из-за постоянных споров которых уже столько бед поразило Полоцкий край, столько загублено людей. Они стояли у самого помоста, растерянно глядели на Микулу и Иоанна.

Борис и Давид взошли на помост. В таких случаях полагалось всем, кто находился на помосте, поклониться князю и отойти в сторону: боярам — неторопливо, прочим — побыстрей. Ибо не полагалось кому бы то ни было, за исключением лиц особо приближенных, в общественном месте стоять с князем на одной доске. Но сегодня и сами князья забыли об этикете.

— Что ж, воевода наш, ты допускаешь такое? — обратился князь Борис к Якуну. Было тихо, все слышали вопрос, ждали ответа.

Боярин понял уже, что Борису больше не княжить, и поспешил воспользоваться предоставленной ему случаем возможностью говорить. Это была его минута — другой, возможно, не будет. Только бы убедить народ, только бы они согласились с ним.

Разве не стыдно гражанам возлагать княжение на такого тихого, богомольного, почти святого человека, говорил он, обращаясь к толпе и имея в виду Бориса. Все знают, что душа князя лежит к иному — к библии, к книгам апостолов, к строительству храмов. Потому и оружия в руки сам не возьмет, потому и никогда не отъедет далеко от своей молельни. А князю надобно во всех концах княжества бывать, ему надо и твердость иметь, дабы не рассыпалось княжество, как те бревна на мостовых. Просить надо на княжение Давида.

Боярину казалось, что он не ошибся. Должен народ выбрать Давида — больше некого. А князя Бориса, закончил он торопливо, надо просить общие грехи в монастыре отмаливать.

Боярин был рад, что несмотря на волнение, несмотря на свое презрение к Борису, в последний момент нашел нужные слова для своих мыслей, не поносящие княжеского достоинства.

— В монастырь Бориса, — загудела толпа.

Микула также оценил выгоды, которые принесет купцам вокняжение Давида: путь по Двине станет свободным до самых волоков на Днепр, не надо будет платить добавочных пошлин. Давид слыл энергичным, умел укрощать жадность бояр. Поэтому Микула заодно с другими купцами кричал:

— Давида на стол! Бориса в монастырь!.. Пусть един будет князь!..

Но большинство на вече составляли не купцы. Ремесленники, рыбаки, поденные рабочие, охотники, свободные крестьяне предместий молчали. Они еще не забыли хищный нрав Давида: прежде чем урвать себе витебский удел, он немало в Полоцке нашкодил. И как бы он той самой рукой, которой обещает придавить жадность бояр, совсем не задавил черный люд. Прежде чем пустить на стол Давида, не худо бы заставить его целовать крест на том, что будет княжить по-божески. Не раз уже в Полоцке случалось, да и в иных местах Руси, что князь целовал крест к народу.

Иоанн сбоку глянул на Давида. Лицо князя выражало удовлетворение: почему бы ему и не принять княжение из рук своего дряхлого братца? Он давно добивался этого и наконец добился.

Почудилось Иоанну, что сейчас Давид на радостях что-нибудь посулит народу и тем склонит его на свою сторону. А можно ли доверять князьям-Всеславичам? За годы работы на них, за время пребывания в Дрютеском лагере, за последующие недели у Иоанна накопилось немало обид на князей. Это были не его одного обиды, а всех работных людей. Иоанн обернулся к толпе и видел, как все насторожились, ждали его слов.

Они знали, конечно, о его странствиях по Руси и ждали, возможно, что он расскажет, как в случаях, подобных нынешнему, рассчитывалась простая чадь со своими князьями в Киеве, Ростове, Смоленске и иных славных городах.

Вчера в своей землянке после ухода Микулы Иоанн долго обдумывал, советовался с Февронией, снова думал, как в нескольких словах выразить все, что постиг, до чего дошел своим умом, чтобы это было понятно всем.

Поклонившись на четыре стороны, он заговорил, и слова его были отчетливо слышны во всех концах площади:

— Свои грехи Борис пусть отмаливает. А лучше ли старого будет новый князь? Спросить бы надо витьблян, довольны ли своим князем. Не слышно такого... А и нужны ли нам князья? Неужели не проживем без того, чтобы князя не кормить?

— А оставим ли тысяцкого по-прежнему воеводить? — вдруг выкрикнул Микула, словно именно этот вопрос сейчас обсуждался. — Нужен ли нам такой воевода?

Купец, разумеется, сразу уловил, какой неприятный поворот событиям могло дать неожиданное заявление Иоанна. Толпа была и без того возбуждена против князей, всякий крикун мог увлечь ее за собой. Чтобы отвратить беду от князей, чтобы отвлечь от них внимание народа, Микула и предложил другую жертву: ненавистного каждому полочанину боярина Якуна.

— Нужен ли нам боярин, который вольных людей своими рабами записывает? Который ночных воров на купеческие караваны насылает? Который невиновных казнит, чтобы их имуществом завладеть? Нужен ли такой? — продолжал выкрикивать купец.

— Не нужен, не нужен!

— Тоже в монастырь его или еще куда?

— В Двину!.. В Двину!..

Кто-то из стоявших вблизи помоста гражан пригнулся, ухватил за полу побледневшего боярина, потянул. Еще несколько рук протянулось к нему. Со страшными воплями Якун исчез в толпе.