Слагать из встречных лиц один портрет - [3]

Теперь о возможности моего вхождения в политику, во власть. Судьба и тут представляла мне реальный шанс, билет в сытую жизнь подавался, как говорится, на блюдечке с голубой каемочкой. Придется вернуться опять в 1988 год, в больницу. В ту пору свободно избирался Верховный совет- первая ласточка долгожданных демократических свобод. Страна бурлила, кипела, ночами просиживала у телевизора, ходила на митинги. Однажды в палату ко мне пришла, почти в полном составе, избирательная комиссия одного из столичных округов, а конкретнее - авиазавода. Они и предложили мне выставить свою кандидатуру. "Пешие прогулки" в ту пору зачитывались до дыр, передавались из рук в руки, я получал мешки писем. Сам роман служил избирательной программой, а моя судьба на тот момент не нуждалась в рекламе, поистине это был мой звездный час. Я подходил в депутаты по всем параметрам. Конечно, предложение обрадовало меня, подняло дух, но я попросил два дня на размышление. В эти дни я многое передумал и, как мне кажется, принял правильное решение отказался. В ту пору я не предполагал, что политика настолько грязное занятие, хотя особых иллюзий на этот счет не питал никогда. Чем я мотивировал отказ прежде всего для себя? В перестройку литература имела колоссальное влияние на умы людей - "Пешие прогулки" тому подтверждение. Я был убежден, что имею трибуну гораздо более эффективную, чем депутатский мандат. Читатели ждали моих новых книг, где были и рецепты новой, свободной жизни. И я знал, что напишу такие книги. Я крепко огорчил людей, уже видевших меня своим депутатом, но с ними у меня надолго сложились глубокие личные отношения, и я им до сих пор признателен за то, что они поддержали меня в трудную минуту. Я не обманул ожидания своих читателей, написал один за другим, в рекордно короткие сроки, еще 4 романа, зафиксировавшие хронику смутного времени и предугадавшие наш нынешний, увы, не победный путь. Романы и сегодня не потеряли актуальности, читаются с интересом, продолжают переиздаваться, ибо оказались провидческими. Депутатский мандат, который почти был у меня в руках, получил молодой офицер В. Золотухин. Я пытался следить за его судьбой, но след его с развалом государства для меня затерялся.

Жалею ли я о том, что не попал в первый свободно избранный Верховный совет вместе с Собчаком, Бурбулисом, Ельциным? Нет, тем более, что время показало: единомышленников у меня там было бы не много. Говорить о том, что я упустил шанс воспользоваться высокой трибуной, - смешно. Даже великому и мудрому Сахарову не давали рта раскрыть - об этом и сейчас горько вспоминать. Зато в романе "Масть пиковая", вышедшем в начале 90-го года, когда Михаил Сергеевич как раз затыкал рот Андрею Дмитриевичу, я показал Горбачева Геростратом своего Отечества. Сегодня с моей оценкой согласны многие, большинство. И напоследок - об аналитике. Я убежден, что литература прозорливей любых аналитиков и политических предсказателей. Хорошо написанные книги становятся самой историей и воспринимаются адекватно реальной жизни, по ним судят о прошлом. Пример тому - великий роман Мухтара Ауэзова "Путь Абая" - там вся история, быт казахов. Ни один научный трактат не дает такого объемлющего знания о казахах, как этот гениальный роман.

Вы и в советское время издали немало книг, успели выпустить в "Художественной литературе" большой однотомник избранного. "Звезда Востока" и московский журнал "Мы", на своем пике, имел полумиллионный тираж фантастические цифры! Когда вам печаталось лучше - тогда или сейчас? Не тоскуете ли вы по прежним временам, когда писателю создавались почти идеальные условия для жизни и творчества? Коварный вопрос. Не хочется плевать в прошлое, - слишком многие заняты этим теперь, - но и вводить в заблуждение читателя не желаю. Писательская среда слишком специфична, о ее жизни бытует больше мифов, чем это есть в реальности. Чтобы не оставлять себе пути для отступления, сразу отвечу - нет, не жалею, нисколько. Возможно, о чем-то печалюсь, но это частности, а в главном, повторюсь, не жалею.

Прежде всего, дам свою краткую оценку советскому периоду литературы. Я пришел в этот цех уже сформировавшимся человеком, со своим мироощущением, видением, успел даже состояться - избранное в "Худлите" тому подтверждение. Редкий советский писатель, тем более, с периферии, при жизни или после смерти сумел издаться в этом элитном издательстве, наверное, не более двух процентов всего списочного состава СП за всю историю издательства с 1936 года. А писателей было много, десятки тысяч, кстати, планы "Худлита" составлялись на 5 лет вперед и ежегодно, с боями, пересматривались, причем планы были "прозрачными", их можно было увидеть в любом крупном книжном магазине. "Худлит" печатал книги, только проверенные читателем и временем, и лучшие произведения писателей мира в том числе. На мой взгляд, советская литература - в большей степени литература должностных лиц, литература высоких кресел. Десятки лет существовал термин, такой как "секретарская литература", то есть литература литературных чиновников.