Сладкое лето - [24]

Только после, после, после, когда мы уже напились, насытились, зарядились, выдохнули и отлепились друг от друга, можно неспешно целоваться и придумывать другие развлечения на эту ночь.

— Хочешь есть? — тихо спрашивает Макс.

— Неа, — выдыхаю я. — Жарко.

— А вина?

— Неа.

— А чего ты хочешь?

Его. Я хочу его.

Отвожу пальцами его мокрые светлые пряди от лица, смотрю в смеющиеся глаза, целую уголок сочных губ, не удержавшись, прикусываю их. Хочу еще. Хочу-хочу-хочу.

Ничего себе я недотрах нагуляла всего за пару месяцев!

Но Макса так невероятно приятно трогать, гладкого и горячего, наполненного солнцем, которое он привез с другого конца мира. И наше июньское солнце пытается не ударить в грязь лицом перед коллегой и жарит целый день так, что даже сейчас, вечером, в открытые окна вползает горячая марь, поднимающаяся от раскаленного асфальта.

— Я снова тебя хочу, — отзывается на мои мысли Макс.

Киваю на его едва опавший, но уже вновь встающий член:

— Ты сначала этот презерватив куда-нибудь день, будь уж добр.

— Сейчас, — он вскакивает, подтягивая так и не снятые до конца джинсы. Я смеюсь, раскидывая руки на кровати и глядя в потолок.

А на столе оплывает от вечернего тепла сладкая глазурь на моем муссе.

Прямо сейчас я бы сделала другой десерт: мята, юдзу, джин и розовая соль.

— Макс! — зову я, когда в ванной перестает шуметь вода. — Макс, ты мне обещал ночные покатушки по городу! К черту вино и стейки, поехали!

— А как же… — Макс выразительно указывает взглядом на свой стоящий уже член.

— Дай бог, не последняя эрекция в твоей жизни! — Я ныряю в белый льняной сарафан, подхватываю ключи и тяну его на улицу. — У тебя же люк открывается?

Раскаленный город принимает нас в свои объятья.

Все окна нараспашку, алая «бэха» летит, пронзая горячий и сладкий от запаха лип воздух. Пронзительно-зеленые листья, мягкий от жары асфальт, проминающийся под весом машины, фонари, витрины, деревья в разноцветных огнях.

В проносящей мимо реке отражаются фонари ресторанов, покачивающихся прямо на воде. На летних верандах кафешек, работающих до поздней ночи, раздаются взрывы смеха. В теплом ветре чувствуется запах сигаретного дыма и сладковатый дымок марихуаны.

Летней ночью Москва похожа на тропический приморский город. Кажется, вот-вот выйдешь немного за пределы освещенных улиц, переулков и площадей, на которых в одном месте долбит бешеный пульс дабстепа, в другом поют «Пачку сигарет» под гитару, а в третьем бешено орут: «За Резист!», и покажется край воды, темные на фоне синего послезакатного неба мачты рыбацких лодок, и запахнет солью и простором.

Но сколько ни лети вдоль реки, она так и не выливается в море, лишь мелькают темные здания офисов, взрываются цветами неприметные днем двери и окна модных клубов, и таинственно шелестят листвой запертые чугунными оградами скверы и садики, исправно поставляющие запах теплой травы в безумный коктейль неспящего города.

Мы мчимся по пустому городу, разгоняясь на прямых как стрела проспектах и шоссе, и никакие светофоры не осмеливаются нам помешать. Там, где они еще не мигают оранжевым, они благосклонно и щедро раздают нам зеленый свет. Притормаживаем только там, где город путает сложными разворотами. Я уже давно наплевала на всякую безопасность, отстегнула ремень и вылезла в люк — пусть развеваются волосы, я хочу кричать, я хочу наслаждаться этой ночью!

И чувствовать, как чьи-то наглые лапы беззастенчиво лапают меня за коленки и лезут выше под подол сарафана, скользя вверх по бедру до кружева трусиков.

Я присаживаюсь и с упреком говорю:

— Вот будешь отвлекаться, попадешь в аварию, знаешь, кто пострадает?

— Прикинь, если бы ты вела, а я бы вылез без штанов в люк? Ты бы удержалась?

Глубоко задумываюсь и понимаю, что нет, конечно бы не удержалась. Я и сейчас, когда он за рулем и в штанах, коварно и немножко плотоядно думаю, что неплохо было бы облизать кое-что еще карамельное.

Наверное, мои сверкающие глаза намекают Максу на то, что стоит, очень стоит притормозить и остановиться здесь, на набережной, где раз в пять минут проезжает кто-нибудь такой же упоротый. А так, с одной стороны река, с другой какой-то парк, и никого нет, и я уже протягиваю лапки, чтобы расстегнуть его джинсы, как он меня останавливает:

— Сними сарафан.

— Что?! Зачем?

— Я хочу трогать тебя за грудь, пока ты будешь отсасывать. И еще знаешь что… — Он перегибается назад, пока я набираю воздух для того, чтобы поинтереснее его послать с такими фантазиями, а он возвращается обратно со знакомым бордовым галстуком. — И надень его. Я видел, твои трусики тоже бордовые. Будет охерительный комплект.

Я закрываю рот, задумываюсь только на мгновение… и выскальзываю из сарафана, взамен накидывая шелковый галстук и затягивая его на шее.

Пытаюсь рассмотреть себя в зеркале заднего вида — голую блондинку в бордовом галстуке и бордовых кружевных трусах, хотя лучшее зеркало — это расширившиеся зрачки и напряженная ширинка Макса.

Он дергает кресло назад, закидывает руки за голову, я становлюсь на колени, следя, чтобы галстук лежал аккуратно между грудями, и тянусь к его ремню…

И в этот момент в открытое окно врывается ослепительный свет фонарика: