Сладкие объятия - [4]

— Они не пахнут.

— Я бы тебе и так это мог сказать, — ответил ей отец.

— Почему они не пахнут?

— Понятия не имею.

— Я думала, что все цветы пахнут.

— Большинство. А теперь поехали.

— Можно я их сорву?

— Не стоит.

— Почему?

— Садовники этого не любят.

— Почему?

— Таково правило.

— Почему?

— Ну, другие тоже любят смотреть на них. Ну, пошли.

Маленькая девочка подошла, забралась на свой трехколесный велосипед и покатила по дорожке, а ее отец пошел сзади.

Селина наблюдала эту маленькую сценку, раздираемая радостью и тоской. Она наблюдала жизнь окружающих людей, прислушивалась к разговорам других семей, других детей, других родителей. Их отношения друг с другом вызывали у нее бесконечные размышления. Ребенком, когда Агнес, ее няня, ходила с ней в парк, она всегда робко пристраивалась рядом с играющими детьми, мечтая о том, чтобы ее пригласили в игру, но боясь попросить об этом. Ее приглашали нечасто. Ее одежда всегда была слишком опрятной, а Агнес, сидящая на ближайшей лавочке и занятая вязанием, могла выглядеть очень суровой. Если ей представлялось, что существовала опасность, что Селина подружится с детьми, которых старая миссис Брюс несомненно сочла бы «неподходящими», тогда Агнес сматывала клубок шерсти, протыкала его спицами и объявляла, что пора возвращаться в Квинз-Гейт.

Они жили семьей женщин — маленьким женским мирком, управляемым миссис Брюс. Агнес, некогда бывшая ее горничной, и миссис Хопкинс, повариха, и Селина — все они были ее послушными подданными, и мужчины, за исключением мистера Артурстоуна, бабушкиного адвоката, или, в последние годы, мистера Родни Экланда, представлявшего мистера Артурстоуна, редко переступали порог дома. Когда же такое случалось — починить трубу, кое-что немного подкрасить или снять показания счетчика, — Селина неизменно находилась туг как тут, задавая вопросы. Женат ли он? Есть ли у него дети? Как зовут его детей? Куда они ездят на каникулы? Это был один из способов разозлить Агнес.

— Что бы сказала твоя бабушка, если бы могла тебя услышать, — отрывать человека от работы?

— Я не отрывала его. — Иногда Селина могла быть упрямой.

— Почему ты хочешь говорить с ним?

Она не могла ответить, потому что не понимала, почему это так важно. Никто не говорил с ней об отце. Даже само его имя никогда не упоминалось. Селина даже не знала, как его звали, так как миссис Брюс была матерью ее матери и Селина носила ее фамилию.

Однажды, чем-то возмущенная, она прямо спросила:

— Я хочу знать, где мой отец. Почему у меня его нет? У всех есть отцы.

Ей было сказано холодным, но довольно ласковым тоном, что он умер.

— Ты хочешь сказать, что он в раю?

Миссис Брюс дернула запутавшийся узел на шерсти. Трудно проглотить мысль о том, что Тот Человек утешается с ангелами, но ее религиозное воспитание было сильно и не стоило разочаровывать ребенка.

— Да, — ответила она.

— Что с ним случилось?

— Его убили на войне.

— Как убили? Как его убили? — Она не могла представить ничего более ужасающего, чем быть сбитым автобусом.

— Мы так об этом и не узнали, Селина. Не могу тебе рассказать. А теперь, — миссис Брюс взглянула на часы, давая понять, что разговор закончен, — пойди и скажи Агнес, что тебе пора на прогулку.

Агнес, если к ней получше подступиться, оказалась немного более разговорчивой.

— Агнес, мой отец умер.

— Да, — сказала Агнес. — Я знаю.

— Давно он умер?

— Во время войны. В 1945 году.

— Он меня видел?

— Нет. Он умер до того, как ты родилась.

Это обескураживало.

— А ты его видела, Агнес?

— Да, — неохотно сказала Агнес. — Когда твоя мама обручилась с ним.

— Как его звали, Агнес?

— Этого я тебе не могу сказать. Я обещала твоей бабушке. Она не хочет, чтобы ты знала.

— Ну, а он был симпатичным? Красивым? Какого цвета у него были волосы? Сколько ему было лет? Он тебе нравился?

Агнес, у которой тоже были высокие моральные принципы, ответила на один вопрос, на который она могла ответить правдиво:

— Он был очень красив. Ну, я думаю, достаточно. Поспеши, Селина, и не волочи ноги: ты сотрешь подошвы своих новых ботинок.

— Мне бы хотелось иметь отца, — сказала Селина и позже днем провела полчаса или больше, наблюдая, как отец и сын запускали модель яхты на Круглом пруду, и подходя к ним все ближе и ближе в надежде услышать их разговор.

Фотографию она нашла, когда ей было пятнадцать. Была гнетущая сырая лондонская среда. Делать было нечего. У Агнес был выходной, миссис Хопкинс сидела, положив скрученные артритом ноги на табурет, погрузившись в чтение «Пиплз Френд». У бабушки шла игра в бридж. Заглушенные голоса и запах дорогих сигарет просачивались сквозь закрытые двери гостиной. Нечем заняться! Селина, беспокойно прохаживаясь взад и вперед, зашла в свободную спальню, выглянула в окно, изобразила несколько кинозвезд, глядя в трюмо, и уже собиралась выйти из комнаты, когда заметила книги в небольшом шкафчике между кроватями. Ей пришло в голову, что, возможно, она найдет книгу, которую ни разу не читала, и с этой мыслью она опустилась на колени между кроватями и пробежала пальцем по корешкам с названиями.

Палец остановился на «Ребекке». Военное издание в желтой обложке. Она достала книгу, открыла ее, и из раскрывшихся страниц выпала фотография. Фотография мужчины. Селина подобрала ее. Мужчина в форме. С очень темными волосами, с ямочкой на подбородке, брови неправильной формы, черные глаза светились смехом, хотя лицо сохраняло подобающее торжественное выражение. Это был солдат в ладном мундире, застегнутом на все пуговицы.