Сладкая горечь слез - [94]
— Вот… это мой брат. Крис.
Дина нацепила очки, подошла поближе, склонилась над плечом Садига, рассматривая снимок.
— Крис… — выдохнула она. — Он… у него карие глаза?
Я смогла только кивнуть.
— Он… я думала… он твой…
— Мы близнецы. Он младше меня всего на полчаса.
Садиг побелел.
— Он что… мой сын?
— Да. Я обещала маме, что не скажу тебе — и ему. Он ничего не знает. И я боялась, что ты… ты захочешь… поговорить с ним… и он все узнает. Но это раньше. А после аварии я решила, что обязана рассказать ему правду. Когда-нибудь. И что я должна обо всем рассказать тебе. Вы… оба… имеете право знать. Ты и Дина… заботились обо мне. Повсюду водили меня за собой. А я все время ужасно себя чувствовала, думая про Криса и почему я вообще здесь. Подвергала вас риску, а сама скрывала правду.
Потом Садиг долго расспрашивал меня. Про Криса. А потом долго молчал.
— Ну ладно, хорошо, что все выяснилось, — подытожила Дина. — Не переживай, Джо. А я ведь чувствовала: ты что-то скрываешь. Нелегко тебе пришлось. Но я рада, что теперь ты облегчила душу.
Она крепко обняла меня. И, смахнув с ресниц слезы, чуть подпрыгнула на месте:
— Двое внуков! Близнецы!
— Могу я… когда ты ему расскажешь? — спросил Садиг.
— Не знаю, Садиг. Сначала надо разобраться с местными делами.
— Но ты расскажешь ему?
— Обязательно. — Я шагнула к нему и обняла, неловко и робко. — Обязательно расскажу. Не знаю пока, когда и как. Но расскажу непременно.
Он провел ладонью по моей щеке, вытирая слезы:
— Есть еще что-то, что мне следует знать о тебе?
В итоге никому не удалось убедить остальных не ходить в гости к Сане. Утром все еще обиженный Казим, встречая всех троих у входа в отель, удивленно приподнял бровь, но промолчал.
До границы Адхамийа мы доехали на такси, потом пересели в другое — чтобы миновать КПП, охраняемый суннитской милицией точно так же, как в Дора свои рубежи охраняли шииты. Казим, по просьбе Садига, захватил свой старый паспорт, где отмечено было прежнее место жительства, в суннитском квартале. Имя у него было нейтральное, равно используемое и шиитами, и суннитами. На КПП он сказал то же, что и накануне, — мы старые друзья одного из местных жителей, мы из Пакистана, приехали в гости. Охранник попросил наши паспорта.
— Простите, — засуетился Казим, — я предложил гостям оставить документы у меня дома. Сказал, паспорта не понадобятся. Жители Ирака, несмотря на все свои проблемы, встречают иностранцев с раскрытым сердцем и помнят законы гостеприимства.
Парни усмехнулись, заглянули в машину и пропустили нас.
Несколько раз пришлось остановиться — уточнить дорогу. Но наконец мы постучали в двери Саны.
Мы продолжали держать винтовки наизготовку. Задняя дверь машины медленно отворилась. Оттуда выбралась маленькая девочка, вся в крови. Следом — мальчик. И женщина, укутанная в черное. Женщина коротко прижала к себе детей, а потом оттолкнула их подальше от машины, жестом велев подождать. Девчушка визжала так пронзительно, что хотелось заткнуть уши. Вокруг — кромешная тьма. Мать обошла машину и увидела, что мы натворили, — мы осветили фонарями переднее сиденье. Женщина застонала. Двое мужчин, водитель и пассажир. И сразу ясно — не было никаких причин стрелять. У водителя — отца, мужа — практически не осталось лица. Пассажир шевельнулся, простонал «Амми»[142], и голова его безжизненно повисла. Женщина рывком открыла дверь, проверила, дышит ли он. В отчаянии выволокла тело из машины, еще раз прислушалась, есть ли дыхание. И, опустив мертвое тело себе на колени, завыла: «Ла! Ла! Йа Аллах! Ла!» Красный туман, сочившийся из машины, постепенно заполнял мою голову, потому что я не слышал больше ничего, кроме этого вопля и рыданий. Словно вода журчит. Или помехи в телевизоре. Просто звук пустоты. Просто шум собственной крови в ушах — а кровь этих мужчин никогда больше не будет течь. Женщина оставила тело старшего сына и вернулась к малышам, закрывая их от нас своим телом. Но я успел заметить взгляд мальчика. Страх и ненависть в его глазах прорвались сквозь шум в моей голове. «Это сделал я, — подумал я. — Это сделал я».
Приехала «скорая помощь». Забрала их всех. Но, прежде чем закрылась дверь, я встретился взглядом с женщиной, закутанной в черное, с женщиной, чью жизнь я только что разрушил. Искра, вспышка узнавания. Это была Сана, врач, это ее мужа, Али, и сына, Али Ашгара, мы только что расстреляли. Это глаза ее сына, Утмана, полыхнули ненавистью. Это ее дочь, Айша, рыдала, залитая кровью отца и брата.
Нам открыла женщина. В джинсах и рубашке. Она испугалась, увидев незнакомых людей на пороге.
— Сана? Вы — доктор Сана? — Я говорила по-английски.
— Да, — озадаченно ответила она на том же языке.
— Меня зовут Джо.
— Да?
— Я… мы к вам. Поговорить. Можно войти?
Она смотрела на меня так же, как тот мужчина в Дора. Потом перевела взгляд на Дину, Садига, Казима. И, как тот мужчина в Дора, молча подвинулась, приглашая нас в дом.
Я долго не решалась начать. Она, недоуменно нахмурившись, разглядывала меня. Я знала, что будет нелегко. Но не представляла, что это практически невозможно. Как начать разговор, ради которого я пришла?
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.