Сладкая горечь слез - [88]
Мы все еще торчим в Кувейте, — писал он. — Никаких сомнений в том, куда нас отправят. Всем понятно, что скоро начнется война. Это лишь вопрос времени. Но сейчас — ждать, ждать и ждать!
В группе были руководители — доктор Салман и миссис Валид. К ним можно было обращаться с разными вопросами — бытовыми и религиозными. Несколько человек, в хвостовой части салона, затянули ноха сразу после взлета. Вскоре к ним присоединились и остальные, стуча кулаками в грудь. Как в летнем лагере. Только песни вызывали слезы, а не смех. В перерывах они пели имена мучеников и других имамов, громче всех выкрикивая имя Али — первого имама, отца Хусейна. Дина, сидевшая рядом, шепотом поясняла мне непонятные места, пока ее не попросили спеть ноха. И голос ее заставил всех умолкнуть, так же как на меджлисе в Карачи.
Крис тоже пользовался возможностями своего голоса в Ираке.
Парни прозвали меня «мальчиком из церковного хора». Потому что я часто начинаю петь псалмы, и гимны, не отдавая себе отчета. Поддразнивают, но ни разу не попросили заткнуться. Так что, думаю, они не всерьез. Я пою наши песни, «Кристиана Марча», и старые, традиционные гимны. Иногда я и молитвы читаю, некоторым нравится, ребята смеются — Проповедник Марч. Вот так — Мальчик Из Церковного Хора и Проповедник Марч. Я смеюсь вместе со всеми, рассказываю, какие проповеди читают у нас в семействе. Кое-кто из них видел Дядю Рона по телевизору.
Посадка в Багдаде — чистый сюрреализм. Прямо на трапе нас встретили американские солдаты. Приказали построиться. Впервые я почувствовала, насколько похожа на всех остальных паломников из группы. Солдаты смотрели на меня точно так же, как на других. Недобро. Собаки обнюхали наш багаж и нас самих. Мы сели в автобус до терминала, один из солдат сопровождал нас. Кто-то восклицал громко и протяжно, остальные отвечали — Йа Али!
Солдат нервничал, вцепился в автомат, словно в любую секунду готов был выстрелить.
— Что это они орут?! — истерично выкрикнул он.
— Мы восхваляем имя нашего Имама, — объяснил доктор Салман.
Приоткрытый в изумлении рот солдата образовал правильную букву «О», но вряд ли парень что-нибудь понял. А мне в течение следующей недели придется привыкнуть к этим песнопениям. Но чем больше я их слушала, тем менее чуждыми они казались, становясь похожими на «аллилуйя» в церкви Гарден-Хилл.
Суета, шум, сутолока царили в здании аэропорта. Здесь было много американских военных. По лицам сразу видно, кто из них возвращается домой. И, думаю, если подойти поближе — никто из нас, разумеется, не предпринимал подобных попыток, держась на максимально возможном расстоянии, — по аромату их дыхания тоже. Уезжавшие, похоже, начали праздновать заранее, и нетрудно догадаться как: единственный отдел в магазине дьюти-фри — спиртные напитки. Новоприбывшие казались совершенно растерянными.
Первый пункт назначения — Кербела. Двенадцать часов на автобусе, хотя от Багдада это всего шестьдесят миль. Доктор Салман объяснил, что мы вынуждены избегать больших магистралей, так как они самые опасные. Лучше перемещаться окольными путями, проселочными дорогами, — это дольше, но спокойнее.
Наша группа разместилась в шести автобусах. Двигались мы очень медленно. Дороги были разбиты, несколько раз мы останавливались и пропускали американский конвой, еще чаще — на блок-постах. Доктор Салман предупредил, как вести себя во время проверки. Никаких фотоаппаратов, никаких телефонов в поле зрения. Если американские солдаты входят в автобус, ни в коем случае не разглядывать их, не пугаться, не огорчаться и не раздражаться, выполнять все приказы, открывать сумки и выходить из автобуса, если потребуют, не выражая недовольства. Американцы заглянули несколько раз — прошли по салону, сурово всматриваясь в лица. Я сразу же подумала про Криса, из-за которого оказалась здесь. И вновь поразилась, что никто из солдат не признал во мне американку. Было странно.
И один раз — страшно, когда солдат внезапно остановился и заорал на одну из женщин, которая забыла убрать видеокамеру. Он уже готов был отобрать камеру, женщина плакала, но тут подскочил доктор Салман, рассыпаясь в извинениях, и солдат вышел, что-то злобно бормоча себе под нос. Пока он не начал орать, я с трудом сдерживала желание встать, помахать ручкой: «Привет, ребята! Вы откуда? А я из Калифорнии!» Но после инцидента вжалась в сиденье, радуясь, что на меня не обращают внимания. Будь Крис среди этих вояк, интересно, узнал бы он меня?
Мы едем в Багдад, — писал Крис. — Наконец-то! Женщин на улицах почти не видно. А те, что встречаются, — все в черном. Люди, и мужчины и женщины, смотрят на нас с подозрением. Мы на них — так же. Наверное, они нас боятся. Я бы тоже боялся. В форме, на танках мы выглядим жутковато. Но, откровенно говоря, мы и сами напуганы.
На мне, как и на остальных женщинах, была черная абайя[138]. Нам всем пришлось привыкать к этой одежде еще в Дубае — так одеваются арабы, индийские и пакистанские женщины обычно такого не носят. Большинство женщин из нашей группы накрывали голову платком — он называется хиджаб, — но не
В сборник произведений современного румынского писателя Иоана Григореску (р. 1930) вошли рассказы об антифашистском движении Сопротивления в Румынии и о сегодняшних трудовых буднях.
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.