Сквозь страх - [18]

Потом Махно распространялся, что у него длинные руки, что он может дотянуться до любого изменника анархизму, в какую бы страну тот ни смылся.

Батька выпил стопку горилки, вытер рукой губы и мрачно произнес:

— Если мне придется временно покинуть свое гнездовье али за кордон перекочевать, ты о своих родичах не беспокойся: прихвачу с собой. Буду заботиться о них. Понял, да?

Митька подобострастно закивал, лихорадочно соображая, что это: угроза или действительно забота? В любом случае они становились его заложниками. И если что, он их прикончит. В этом можно было не сомневаться.

— Вот так-то, Митенька, — продолжал Махно, смачно чавкая закуской. — В этом случае ты должен продолжать выполнять задание. Я буду держать тебя в поле зрения и из-за кордона. Тебя будут навещать мои люди. — Батька убрал со стола холодец и горилку. (Из-за особой важности разговора он обходился без ординарца.) — Так вот, Митенька, теперь мы с тобой потолкуем о серьезном дельце.

Сабадырев удивленно вскинул брови, и печать недоумения легла на его напряженное лицо.

— Весь этот разговор, выражаясь музыкальными терминами, увертюра к главному словесному звучанию, к основным событиям на сцене нашей бренной жизни. — Батька встал с кресла и потянулся, громко хрустнув суставами пальцев рук. — Все, что я сейчас тебе говорил о кладоискательстве, о купчишкином золоте — это кабацкая песенка. Можно сказать… как его… — батька наморщил лоб… — ну, какое слово употребляют газетчики, когда дела собираются делать, исходя лишь из полета ищущей юной души, которая и сама не знает, что ей хочется…

Сабадырев сразу не мог сообразить, что хотел сказать батька, какое слово силился вспомнить.

— …Ну, когда какой-нибудь парубок собирается что-то сделать, исходя из любопытства али из интереса, опираясь на незнание трудностей и самой жизни…

— А-а… — понял Митька, — когда влеком романтикой.

— Во! Романтика… Поиск купчишкиных золотых монет — это романтика…

Махно затянулся сигарой и оперся руками о стол.

— Поиск сокровищ — дело ненадежное. Как ты знаешь, поиски кладов, спрятанных морскими пиратами, — призрачное мероприятие, ничего не дают. Но и поиск состояний, спрятанных сухопутными корсарами-помещиками, купцами и фабрикантами, — не менее трудное и бесполезное дело. Хотя это занятие само по себе очень интересно. Но я все же реалист до корней волос.

Махно стукнул кулаком по столу. Сабадырев от неожиданности вздрогнул.

— Лучше будем ориентироваться на известные сокровища, на казну большевиков.

Батька снова подкрепился очередной порцией горилки, и его серые глаза недобро заблестели. Крепко выругавшись, он высказал Сабадыреву свое недовольство тем, что большевики забыли поделиться с ним царской казной, которая перешла к ним после октябрьского переворота. Теперь наша задача, вещал он, хорошенько пощипать их казну. Они от этого не обеднеют. Мы не можем допустить, чтоб казна анархии оскудела. Иначе от нас шарахнутся заядлые служаки. Нечем будет их кормить и поить. Ядро распадется. А так все, как мотыльки на свет, летят к нам на блеск злата. Короче, надо напомнить большевикам о наших желаниях. Добровольно они, сволочи, ни копейки нам не кинут. Нужно изъять у них камушки да золотишко. Тем самым помочь им проявить совесть: отдать часть жирного куша.

Махно достал из ящика стола кожаную офицерскую папку и извлек из нее небольшую бумажку.

— Я получил донесение: большевики свозят все свое золото, всю казну из разных городов — Москвы, Питера, Тамбова — в одно место. — Батька взялся было за новую чарку, но передумал: поставил наполненную рюмку на край стола и отвернулся, чтоб она не дразнила его. — Весь государственный запас золота и драгоценностей совдеповцев хранится теперь в Казани.

Батька пристально посмотрел на Митьку, словно хотел доподлинно почувствовать, узреть, какое впечатление произвело на него это сообщение.

— Да-да, дорогой Митенька, ты не ослышался. В ту самую Казань, в которую ты намыливаешься. Вишь, как хорошо. Везет тебе. Можно стрелять дуплетом. — Лицо Махно вновь посуровело, и он ткнул указательным пальцем, словно дулом пистолета, в грудь своему подчиненному. — Главная задача для тебя — казна большевиков. Ка-зна-а! Запомни! Все остальное должно быть подчинено этой задаче.

Батька резко повернулся, схватил со стола рюмку с такой поспешностью, как будто она злила его, мешала ему говорить, и залпом выпил ее содержимое. И тут же запустил рюмкой в дверь. Мелкие стекляшки рассыпались по всему паркету. Тотчас в дверь заглянул его адъютант.

— Гармошку подай, — скомандовал захмелевший атаман, — живо!

Немного попиликав на гармошке, Махно вновь заговорил о предстоящей операции. Он сказал Сабадыреву, что команду для нападения тот должен сколотить на месте, в Казани. Батька разрешал ему взять с собой не более пяти человек, объясняя это двумя причинами. Во-первых, в нынешнее смутное время трудно пробраться большой оравой незамеченными в город, где все спокойно, где власть большевиков незыблема. Во-вторых, в Казани есть анархистская организация, которая захочет погреть руки на таком приятном деле, как грабеж банка. Правда, опасном деле, но это уже мелочь, как говорят, детали.