Сквозь страх - [171]

Посидев за столом, Сабадырев снова отправился танцевать с Флорой. Народу в кафе было так много, что им пришлось танцевать у самого входа. Какой-то пьяный матрос то и дело выкрикивал непотребные слова. В дальнем углу подвыпившая компания громко спорила о том, какой должна быть Россия.

Один здоровенный детина со шкиперской бородкой бил кулаком по столу так, что звенели рюмки, бокалы и бутылки:

— Только Учредительное собрание — панацея, как мощное лекарство для больной нашей страны.

— Ерунда, — горячо возражал ему сухощавый пожилой мужчина с запавшими глазами. — Сущая чепуха. России нужен император, но только умный, как Петр Великий. Ибо народ еще у нас не готов к демократии. От рабства только что освободились. Всего-то прошло после реформы пятьдесят семь лет. Потребность гнуть угодливо спины, преклоняться перед идолом и холуйствовать перед иностранцами — вот основная черта российского человека. Плюс низкая общая и политическая культура.

— Эй вы, гады! — вскричал с соседнего столика матрос. — А ну кончайте ахинею нести! Всюду и везде, во всей вселенной, должна царствовать анархия — высшая форма демократии. Все остальное — хре-но-та!

— Да здравствует республика без большевиков! — выкрикнул писклявый старичок из дальнего угла, который сидел в обнимку с ярко накрашенной разбитной молодушкой.

— Боже, царя храни! — взвыл трубным голосом бородач в длинном черном сюртуке и с бабочкой на белой сорочке. — Оркестр, играй «Боже, царя храни». Плачу каждому по золотому червонцу!

— Деньги на бочку! — закричал один из музыкантов, на короткое время прервав свою игру. — Тогда и будем играть.

Сабадырев потянул свою партнершу к выходу:

— Пойдемте отсюда. Сейчас, по-моему, здесь будет большой шумный спектакль.

Перепалка и оскорбления, доносившиеся с разных сторон, все больше накаляли обстановку. И когда они уже выходили из кафе, Сабадырев увидел Илью Грязинюка, который танцевал с какой-то томной шатенкой.

— Вы знаете, я, пожалуй, пойду домой, — сказала Флора. — Вы правы, тут собрался разъяренный люд с полярными политическими взглядами. И чем это все кончится — неясно.

Сабадырев хотел было проводить ее, но она категорически отказалась. Флора театрально махнула холеной маленькой ручкой и грациозно, чуть покачиваясь, поплыла к выходу.

Митька отозвал в сторону Грязинюка и, не мешкая, выложил ему задание по организации обмена квартир и подкопа под госбанк. Потом, договорившись о встрече, они разошлись.

В это время полный низкорослый мужчина, поблескивая плешью, заорал, будто пьяный сапожник в диком угаре:

— Все это ересь, господа товарищи! Ересь! Все ваши слова — блеф. Захотели республику?! А нужна танковая диктатура. Диктатура, чтобы давить всех сволочей. Вон, большевики быстро сообразили, соорудив подобную диктатуру. Скоро и нас с вами они задавят! Военных к власти! Военных!

— Царя вернуть на престол! Царя!!! — исступленно завизжала женщина с аскетическим лицом, будто избавляясь при этом крике от смертной муки.

И когда оркестр, подкупленный золотыми червонцами, заиграл царский гимн, шумливый матрос-анархист запустил в них стулом. На матроса бросились два дюжих молодца и началась потасовка, перекинувшаяся вскоре на все кафе. Женские крики заглушали звон разбитой посуды, глухие удары, скрежет зубов, звуки падающих столов и стульев, тяжелые стоны мужчин, поверженных на пол.

— ЧК! ЧК прибыла, господа! Спасайтесь! — заорал какой-то всклокоченный невзрачный мужичонка, неожиданно появившийся в дверях кафе.

На миг все замерли, все стихло, но тут же разноликая, расхристанная драчливая толпа посетителей, позабыв о своих обидах и нанесенных побоях, будто одной глоткой великана, выдавила из себя тяжелый стон и замельтешила, засуетилась. Но тут же это скопище людей бросилось к дверям. Паника еще сильней исказила их перекошенные от злости лица. В дверях возникла невообразимая давка, над которой царила дикая ругань, проклятия, пронзительный, как полицейский свисток, визг женщин.

Кто-то запустил в окно стулом. Посыпались со звоном стекла. Несколько молодых мужчин бросились к окнам, желая выбраться через них на улицу. Матрос-анархист, как только освободился от напавших на него переодетых офицеров, вытащил из-под бушлата наган и начал не целясь палить в своих обидчиков, которые пытались выскользнуть из кафе через окно. Один из них упал с подоконника на улицу, а другой — двумя выстрелами свалил пьяного стрелка и бросился к двери.

В это время в вестибюле кафе и на улице захлопали выстрелы. Душераздирающие вопли, ругань, топот ног, глухие удары, звон стекла, выстрелы — все слилось в единый, наводящий ужас, гул.

Сабадырев тем временем бежал уже по лестнице наверх, в кабинет, где проходило их пиршество. Но там было пусто: всех будто ветром сдуло. Только богатые яства свидетельствовали о паническом беге гостей. Из коридора послышался дробный топот бегущих, это людская волна, вырвавшаяся из кафе, достигла второго этажа. Совсем рядом оглушительно ухнули выстрелы. Митька выглянул в коридор: толпа мужчин и женщин толкаясь, падая, неслась мимо него.

— Спасите! Спасите меня! — кричала упавшая женщина.