Сквозь страх - [155]

— А твой дом, похоже, не в низине стоит, а? — Сабадырев впился взглядом в купеческого сына.

Апанаев криво усмехнулся:

— Хочешь узнать: а нет ли скрытых тайников в моем доме? Отвечу: нет, к сожалению. Иначе б так примитивно, как разбойники, награбившие чужое добро, не зарывали ценности в землю.

— Что так, или твой папаша шибко доверял людям, как умалишенный? Или уж романтиком сделался, потому как судьба все время нежно гладила по шерстке?

— Ни то и ни другое, — сухо ответил Апанаев, — просто он был нормальным человеком, который хранил свои ценности в Русско-Азиатском банке. И тайных подземелий при перестройке дома, ранее принадлежавшего купцу Юнусову, сооружать не захотел. Хотя ему и советовали более осторожные люди. Он слишком верил в незыблемость Российской империи, а после февральской революции — капиталистическому строю. Он считал, что времена Стеньки Разина и Емельяна Пугачева канули навсегда в глубокую реку времени. И таких массовых избиений и грабежей богатых уважаемых людей больше не будет.

— Чего ж ты ему не подсказал, что он сильно заблуждается, — сочувственно проговорил Митька, и это сразу сняло поднимавшееся было раздражение у Апанаева.

— Говорил я ему, говорил, — вздохнул хозяин дома. — Родители, к сожалению, еще меньше воспринимают разумные советы своих взрослых детей, чем дети — советы родителей. — Анвар встрепенулся и посмотрел на часы. — Ну вот, мы незаметно сошли с большака делового разговора на тропинку беседы о семейных делах. Эдак мы до вечера не закончим свой разговор. — Он сел на стул и хлопнул ладонями по коленям. — Итак, должен тебе сказать, что общей схемы подземных ходов я не составлял. Этим делом, насколько мне известно, занимался один чудаковатый бабай, который рассылал свои челобитные по всем инстанциям вплоть до императора Николая и главы Временного правительства Керенского с просьбой выделить в его распоряжение бригаду рабочих для извлечения несметных богатств — казны Булгарского государства или Казанского царства — и, таким образом, решающего пополнения государственной казны России.

— Он что, так и писал «для извлечения» сокровищ, а не «для поиска» ему нужны были рабочие? — спросил Сабадырев. — Неужели этот старик точно знал, где спрятаны сокровища исчезнувших государств?

— Представь себе, именно так и писал: «Для извлечения». Мой отец, к сожалению, поздно узнал о его просьбах и предложениях властям. Иначе б он живо подрядил за свои деньги нужную бригаду рабочих. Отец всегда чуял, куда можно с пользой вложить деньги.

— Неужто конкуренты его опередили?

— Опередили…

— И кто же они?

— Болезнь и смерть — всесокрушающие, всесильные конкуренты всех живых существ земли.

Митька надул, как ребенок, щеки и промолчал, выжидая, что ему еще поведает купеческий сынок.

— Старик Ильгам Азимов — так звали этого одержимого бабая — толком ничего не успел рассказать моему отцу. Тот уже был прикованным к постели, но надеялся поправиться. Этот дед унес в могилу, судя по всему, тайну о больших сокровищах. Чиновники, к которым он обращался, считали его полоумным. Мне довелось разок с ним побеседовать. Старик, конечно, не лишен был одержимости, от которой малость отдавало чудаковатостью, но рассуждал весьма здраво и логично. Умирая, Азимов оставил отцу загадочный план о неких сокровищах, но не рассказал что к чему. Собственно, отец хотел у него купить эту бумагу за большие деньги, но этот бабай наотрез отказался. Лишь заставил его поклясться перед аллахом, что половину найденных ценностей употребит для домов призрения, на бедствующих стариков и старух. Отец мой набожный человек. Так что обязательно сдержал бы свое слово, если б отыскал эти сокровища.

«Так вот как достался Апанаеву-старшему этот план, что начертан был на пергаменте», — удивился Сабадырев и чуть было не произнес свои мысли вслух. Митька сжался от охватившего его страха. И, чтобы скрыть свое состояние, он тотчас выразил свой интерес к этому загадочному старику:

— А чем занимался этот Азимов в пору зрелости? И вообще, кто он такой?

Апанаев, хотя снова взглянул на свои золотые часы, немного послушав их мелодию, тем не менее начал рассказывать не спеша, обстоятельно. По его словам, выходило, что родословная этого старика восходит аж ко временам Ивана Грозного. За участие далекого его предка Азимова в Ливонской войне, где Абдулла Азимов отличился, он был пожалован дворянским сословием и поместьем. А дед Ильгам-бабая участвовал в 1813 году в составе ополченцев Казани под командованием подполковника Чичагова в походе против Наполеона. Под Дрезденом дед Азимова успешно командовал татарской конницей, действовавшей против французского гарнизона этого города, предводительствуемого наполеоновским генералом Сен-Сиром, войска которого потерпели поражение. За этот поход Махмуд Азимов был награжден по высочайшему указу императора Александра I орденом Святого Владимира. Этот орден как родовая реликвия передавался от одного поколения к другому. Орден старик Ильгам собирался передать своим наследникам.

Самому же Ильгаму-бабаю не повезло в жизни: в Японской войне, где он командовал ротой, по приказу главнокомандующего генерала Куропаткина он был предан военно-полевому суду за то, что не позволил своему начальству расправиться с подчиненными ему низшими чинами, распространявшими возмутительную крамолу, направленную против самого «помазанника божьего». Эта выходка ему стоила семи лет каторги и дворянского сословия. Ильгам-бабай владел французским и латинским языками, как своим родным татарским, не говоря уже об арабском языке. В общем, образованный человек.