Сквозь столетие. Книга 1 - [11]

Заваривая чай, как раз об этом думала расстроенная Олимпиада Михайловна. От зоркого взгляда матери ничего не утаишь. Заметила, что с первой минуты появления гостей у Маши изменилось настроение. Дочь покраснела, смутилась, увидев незнакомого гвардейца. Да в этом нет ничего удивительного, любо смотреть на такого молодца. Высокий, статный красавец. Зачем Аверьян привел его? Неужели не понимает, что неприлично приводить молодого человека в дом, где есть девушка? Не ко времени появился этот солдат! Ведь недавно приходил объясниться Никодим Данилович…

Аверьян, устроившись возле круглого стола, стоявшего посреди комнаты, окинул взглядом десятки раз виденное бедное жилище. В комнате чисто, хозяйки опрятные, но убогость таилась в каждом уголке. Два стареньких стола, две кровати, больше похожие на солдатские койки, и подержанный, непонятного цвета шкаф. Над Машиной кроватью — выцветший коврик. Серые стены украшает знакомый Аверьяну единственный фотоснимок — на стуле сидит надутый поручик Мировольский, держа за руку маленькую Машу. Она склонила к нему головку. А за ними стоит Олимпиада Михайловна.

Взглянул на Машу. Будто бы смотрит в окно и дрожащими руками перебирает шитье, а сама искоса наблюдает за гостями. Никита замер на стуле, положив руки на колени.

— Долго еще будем играть в молчанку? — спросил Аверьян. — Лучше бы я не приходил к вам. И друга своего не приводил бы.

Маша взглянула исподлобья, грустно улыбнулась.

— Скажи что-нибудь, — Аверьян лукаво подмигнул Никите.

Тот встрепенулся. Испуганно посмотрел на друга, украдкой бросил взгляд на Машу. Увидел, что она не сводит с него глаз. Чем он привлек ее внимание? Может быть, что-то неладно у него с одеждой. Молниеносно потрогал пальцами пуговицы. Застегнуты. Возможно, волосы растрепались, когда сорвал с головы фуражку?

— Аверьян! А вы еще придете? — спросила вдруг, прищурив глаза, Маша.

Он, выстукивая пальцами по столу знакомую мелодию, заговорщицки посмотрел на нее. «А вы еще придете?» Не ожидал этого. Не думал и не гадал, что приведенный им молчун гвардеец приглянется ей.

— А это уж как мой Никита скажет. Если он захочет — придем.

И опять все умолкли. Олимпиада Михайловна прислушивалась к их разговору. Неужели понравился дочери этот молодец? Сделал ей племянничек медвежью услугу! Но Маша не из тех, успокаивала мать себя, что с первого взгляда влюбится в солдата. Хотя бы корнетом или мичманом был, а то простой солдат.

И во время чаепития разговор не клеился. Аверьян, оценив создавшуюся обстановку, понял, что поступил опрометчиво. На самом деле, зачем он привел Никиту к тетушке? И тут же успокоился, вспомнив, что Никита женатый, он говорил ему об этом.

— Вы давно видели тетю Клавдию? — спросил Аверьян, лишь бы завязать разговор.

— На той неделе встретились на Невском проспекте в магазине, — торопливо ответила Олимпиада Михайловна, хотя никакой встречи не было. — Поболтали. Клавдия Павловна кое-что купила. Да и я для Маши кружева подобрала. Теперь есть у нее работа. Для знакомой полковницы кофту кружевами отделывает. И не хотела Маша браться, да она все упрашивала — сделай да сделай. Пришлось ей уступить — хорошая знакомая. А у Маши золотые руки, за что ни возьмется, всякая работа спорится в ее руках.

Никита ерзал на стуле и тихонько наступил Аверьяну на ногу.

Разговор оборвался. Ни мать, ни дочь больше ничего не спрашивали у Аверьяна, а он тоже молчал, чего никогда с ним не случалось в гостях у тетки. Обычно они без умолку болтали. Нередко Маша брала гитару и пела. У нее был приятный, нежный голос. Она даже мечтала стать певицей. Была однажды в Мариинском театре, осталась в восторге от оперы. Но едва заикнулась о своей мечте, мать в сердцах набросилась на нее:

— Куда? В актрисы? Да ты знаешь, что живут они не так, как все люди. Там сплошной разврат. Твоя мать хочет, чтобы ее дитя было счастливым.

Маша не стала возражать матери.

Уже выпили по три стакана чаю. Кажется, пора и честь знать. Аверьян поднялся:

— Спасибо вам, тетя, и тебе, Маша, за то, что угостили вкусным чаем и развлекли веселым разговором. Нам пора идти, должны вовремя явиться в казарму.

За ним тут же вскочил Никита.

— А ты, братик, не ответил мне, когда вы еще к нам заглянете?

Аверьян пристально посмотрел на Машу. В ее глазах выражалась мольба.

— Я рад в ближайшее воскресенье осчастливить вас своим визитом. Но ты приглашаешь нас обоих? Да?

— Да! — быстро ответила девушка.

Мать строго посмотрела на дочь. Гневно заблестели ее потухшие глаза. Но Маша сделала вид, что не заметила ее взгляда.

— Слово за Никитой, — пожал плечами Аверьян. — Что скажешь, друг? Придем?

— Придем! — словно на плацу перед командиром отчеканил Никита.

Лицо Маши засияло от радости. Куда и печаль делась! Она подбежала к Аверьяну, схватила его за руку, обняла.

— Будем ждать. И я, и мама. Правда, мама?

Олимпиада Михайловна закусила сморщенные губы, дрожа от злости. Почувствовала, что случилось непоправимое. Почему так обрадовалась дочь? С ума, что ли, сошла? Ну если бы перед каким-то петербуржцем растаяла, а то мужик неотесанный. Что с того, что стройный и красивый? Незачем ему ходить к ним. Неужели Аверьян послушает Машу и опять притащит этого красавца? А он ведь красавец! Как раз такие и нравятся девушкам и женщинам. Высокий, статный, стройный, не похож на тех мужланов, каких видела в полку, где служил ее муж. А глаза какие! Темно-карие, да еще с поволокой. Смотрят на тебя и точно нежной паутиной обволакивают. И нос у него прямой. И усы красивые. А губы красные, словно подкрашенные. Не опомнилась, как сама пленилась его красотой и силой. И тут же сама себя осудила: старая карга, и тебе он понравился. Впрочем, не такая уж и старуха, еще и до пятидесяти лет не дожила. Поймала себя на этих грешных мыслях и еще больше разозлилась. Если уж ей он понравился, то молодой девушке и сам бог велел.