Сквозь космос - [3]

В тот вечер я сидел на ступеньках пансионата, наблюдал за народом, торчавшем на газонах и крылечках вокруг меня, и думал, что настроение у них довольно беспечное. Можно было предположить, будто они ждут не дождутся, когда им покажут некое оригинальное представление, после которого можно будет отправиться на поиски новых развлечений. В конечном счете, для девяти человек из десяти небо – это всего-навсего синий потолок, а звезды – светящиеся искорки. Не имея представления о пролегавшей между мирами безграничной бездне, о грандиозной и величественной вселенной умы большинства людей не способны были всерьез воспринимать произошедшее.

Так я думал, слушая, как ожидавшая восход Марса публика жалуется на свои болячки и неприятности по службе. То и дело раздавались вспышки заливистого смеха, указывая на присутствие неподалеку влюбленных остряков, которые забавляли своих прекрасных спутниц за счет Марса.

Однако несколько минут спустя, когда красная планета возникла в поле зрения, толпа притихла. Пылавший невиданным великолепием Марс словно бы придавал легкий оттенок ужаса всему, чего касался противоестественным своим сиянием. Его красноватый отблеск был отчетлив той ночью как никогда; отчетлив настолько, что планета походила на тлеющий рубин, инкрустированный в темно-синюю глазурь летней ночи.

Повсюду вокруг слышалось одно и то же восклицание: «Какой яркий!» И он действительно был ярким – ярким, как багровые костры ацтеков, что вспыхивали на утесах и горных вершинах. Зловещий пурпурный блеск. Цвет крови, войны и ада. Даже те группки веселых ребят, что расположились неподалеку от меня, казалось, были поражены великолепием Марса и выглядели немного встревоженными и слегка взбудораженными.

Но через несколько минут к ним вернулось их обычное настроение. Тишину прорезал женский смех, и тут же снова загудели разговоры. Маленькие кампашки распались, и люди неспешно стали расходиться по домам, обмениваясь громкими шутками и приветствиями. Шушукающиеся парочки поглощенных друг другом влюбленных ускользнули прочь, а в домах вдоль улицы зажегся свет и зазвучала музыка – добрая дюжина фонографов и пианино заиграла одновременно.

Ну а я сидел в одиночестве на ступеньках, курил и молча следил за красной планетой, взбиравшейся все выше и выше к зениту. Просидев так довольно долго, я наконец неловко встал и вошел в дом. Марс к тому времени выглядел очень далеким, маленьким и безобидным, и когда я устало рухнул в постель, то даже сожалел, что его не видно через открытое окно спальни.

Лежа в кровати и вслушиваясь в мириады шепотков летней ночи, я ощущал полный покой. Снаружи доносился стук шагов по мостовой и порою раздавался тихий смех. Помню, последним, что я услышал перед тем, как провалился в сон, была танцевальная музыка, внезапно загремевшая в доме дальше по улице.

3

Я лежал поперек железной дороги, крепко-накрепко привязанный к стальным рельсам. Вдалеке показался мчавшийся на всех парах локомотив. Дергаясь, словно безумец, я пытался освободиться от пут и уже мог рассмотреть испуганного машиниста, что высунулся из своей кабины; в ушах у меня оглушительно трезвонил паровозный колокол и надрывался гудок. Локомотив, громыхая, приближался. До него осталось несколько ярдов... Несколько футов...

Я подскочил, содрогаясь от ужаса, и обнаружил себя сидящим в собственной кровати – только что приснившийся кошмар еще не до конца отпустил меня из своих будоражащих объятий. Часы на столе показывали всего лишь начало пятого, и я слегка удивился столь раннему пробуждению.

И тут в мое медленно просыпавшееся сознание начала просачиваться мешанина громких звуков. Я слышал, как неистово звонят несколько церковных колоколов и как где-то в городе пронзительно завывает сирена. Я лежал и прислушивался, а к гвалту один за другим присоединялись все новые и новые колокола, пока не стало казаться, что весь город стремиться произвести как можно больше шума.

Теперь с улицы доносились еще и крики. Подорвавшись с кровати, я бросился к окну и узрел невероятную картину. От бордюра до бордюра улицу заполняла бурлящая толпа. Высыпавшие из окрестных домов люди пребывали в разной степени одетости и раздетости. Они, словно слепые, бесцельно бродили внизу, и, судя по тому, как они вопили, их всех обуяло крайнее волнение. Также я увидел нескольких парней без пиджаков и с большими пачками газет. Шустро пробираясь сквозь толчею, ребята набегу раздавали газеты и что-то хрипло выкрикивали – я не мог отчетливо расслышать что именно.

Пока я ошеломленно таращился в окно, вверх по улице взвыл гудок, и толпа торопливо подалась в стороны, пропуская ехавший на предельной скорости и до отказа набитый людьми автомобиль.

Минуту наблюдал я за сценой внизу, а затем отвернулся и, дрожа от волнения, поспешил одеться. Спустившись на улицу, я схватил за плечо ближайшего человека и, перекрикивая ревущий гвалт, спросил:

– Что происходит?

Придержанный мной мужчина оказался соседом – страховым агентом, с которым я был немного знаком, – и на его, как правило, добродушном лице застыло странное выражение. Он попытался докричаться до меня сквозь рев толпы, но, сообразив, что навряд ли это удастся, наклонился и проорал мне прямо в ухо: