Сквозь джунгли Непала - [13]

В храме Пашупатинатх около нас гурьбой бегали мальчишки и, перебивая друг друга, задорно кричали намастэ, а многие из них даже протягивали свои ручонки для рукопожатия. Некоторые ради развлечения просили милостыню, блестя озорно глазами, кричали бакшиш (милостыня, вознаграждение за услуги), а если кто-либо из нас делал попытки дать им что-либо, они с громким смехом разбегались по сторонам. Когда мы, миновав золотой храм, направились к каменному мосту через реку Багмати, то нам преградил дорогу огромный бык зебу с горбом на спине. Мы от неожиданности остановились. Мальчишки смело бросились на него, и бык уступил нам дорогу. Но этим наше знакомство с быком в храме Пашупатинатх не окончилось. Бык все время преследовал нас по пятам, громко ревя, и порою, когда мы уже считали, что скрылись от назойливого знакомца, появлялся неожиданно с другой стороны и опять принимался за свое. Однако на мосту он все же оставил нас в покое, и мы успели разглядеть каменные площадки на берегу реки Багмати, предназначенные для похорон. Слева от нас, за золотым храмом, на правом берегу реки лежали широкие, видимо из мрамора, резные плиты, на которых сжигали тела умерших из королевской семьи. Справа находились также плиты, но без украшений. На них сжигались трупы простых людей. До обряда сожжения оставалось что-то около часа, так как сожжение происходит на закате, и мы решили сначала осмотреть храм, а затем на обратном пути понаблюдать церемонию.

Мы прошли каменный мост, разогнав целую свору обезьян, и стали подниматься по склону горного массива Чауришанкер, на котором расположена вторая часть храма Пашупатинатх. Слева, напротив золотого храма, виднелась двухэтажная постройка. На первом этаже ее в глубине открытой ниши находилось изображение Шивы, а над ним, на втором этаже, целый ряд закрытых дверей — из досок, удивительно напоминавших сараи-голубятни в пригородах Москвы. Вдруг одна из таких дверей открылась, и на пороге второго этажа прямо над нами появился смуглый старик. Глаза его блестели каким-то странным блеском. Заплетенные в бесчисленное количество мелких косичек волосы длинными змейками обвивали упитанное тело и даже достигали ног. Старик улыбнулся, и мы увидели крепкий ряд белых зубов. На вид ему было лет шестьдесят. Он тут же вознес руки к небу и начал декламировать какой-то гимн на санскрите. Но увидев наши удивленные лица, старик заговорил по-английски, и, хотя это был ломаный английский язык, я все же понял, что он всю эту комедию играет специально для нас. На мой вопрос, кто он и сколько ему лет, старик ответил, что является сыном солнца и ему столько же лет, сколько и солнцу. Затем он начал рассказывать о прелестях жизни в своей голубятне, о том, как много счастья ему приносит образ жизни отшельника, живущего рядом с таким удивительным храмом. Разговор был настолько необычен, что скорей всего напоминал беседу врача с умалишенным. Отшельники привыкли к чудачеству, которым они привлекают толпу паломников. Многие из них нервнобольные. Со странным чувством я и мои друзья покинули «святую обитель».

Мы поднялись на гору, усыпанную ступами и часовнями. В лабиринте часовен нам бросилась в глаза одна ступа, стоявшая отдельно от всех. Мы направились к ней. Но неожиданно путь нам преградил все тот же бык. Он рычал, как лев. У него был такой грозный вид, что казалось, сейчас начнется что-то страшное и только древние часовни окажутся свидетелями кровавой трагедии. Но бык был, видимо, так же подвержен шизофрении, как и «сын солнца». Он остановился около одного из нас, проревел ему прямо в лицо и тут же кинулся к другому. Так он проделал почти с каждым. Охота идти к ступе пропала. Появилось желание быстрей убежать из этих мест, хотя где-то в глубине души оставалось чувство неудовлетворенности тем, что нам не удалось посмотреть все, что было на горе. Нашу растерянность предупредил сопровождавший нас непальский чиновник. Он заявил, что дальше для неиндуистов вход воспрещен — там расположен парк, куда могут входить только приверженцы индуистской религии. Нам ничего не оставалось сделать, как повернуть назад. Мы прибавили шагу, так как очень хотелось увидеть своими глазами обряд сожжения умершего.

* * *

Когда мы спустились с горы на мост, то все почти было уже готово для начала обряда. Мы остановились на мосту рядом с английским туристом. Тот с кинокамерой в руках внимательно следил за всем происходящим на берегу реки.

На каменной плите, на самом краю берега реки Багмати, стояли легкие бамбуковые носилки, если только так можно назвать две палки, переплетенные между собой веревками. На этих носилках лежал труп старика. Несколько человек довольно быстро снимали с него одежду, оставив только белый саван. Затем сын умершего, юноша лет шестнадцати-семнадцати, по указанию священника разделся донага и, оставив одежду на берегу, полез в воду. Река в зимнее время, как и все реки Непала, была неглубокой, и юноше пришлось нагибаться, чтобы зачерпнуть воду. Он смочил голову и вылез на берег. К нему подошел парикмахер и начал бритвой в виде сапожного ножа сбривать волосы с головы, оставив только маленький хохолок на макушке — знак принадлежности к индуизму. Потом обрил брови, бороду и усы. Юноша очень сильно замерз, так как к вечеру обычно бывает прохладно. Он дрожал, как осиновый лист, и лязг зубов был слышен даже нам, хотя мы и стояли довольно далеко от процессии. После этого юноша вторично полез в воду, дрожа еще больше от холода и страха. Он вымыл, конечно без мыла, обритую голову, брови и лицо, смочил плечи и руки, затем несколько раз окунулся и мокрый вылез на берег, где сел на корточки, наблюдая за похоронной процедурой. И хотя к этому моменту юноша был уже давно подготовлен, он все же испуганно смотрел по сторонам, ожидая очередных указаний брахмана