Скворцов-Степанов - [48]

Когда московская буржуазия пыталась изобразить отречение Николая II от престола как добровольный акт, в статье «Довольно комедий» Скворцов-Степанов убедительно разоблачил этот маневр. Царь не отрекся от престола, писал он 4 марта в «Известиях», а низложен народом, который разбил трон. Через день он пишет новую статью, разъясняя массам смысл свержения самодержавия: «В тюрьму! Царя в России нет. Престол разбит вдребезги могучим подъемом народа… В тюрьму величайшего преступника, атамана разбойничьей шайки. Вот голоса народа! И не брат этого преступника Михаил наследник престола, а победоносный народ».

Эти слова, словно удары хлыста, били по монархистам, их пособникам, рассеивали сомнения колеблющихся.

Московский Комитет большевиков внимательно следил за издательской деятельностью, придавая особое значение «Известиям». По просьбе Ивана Ивановича в редакцию направлялись опытные партийцы. В качестве заведующих отделами стали работать вернувшиеся из ссылки Николай Леонидович Мещеряков и Владимир Николаевич Максимовский. Заведовать отделом внешней политики было поручено Вячеславу Петровичу Волгину, в то время «объединенцу», с которым главный редактор быстро сработался. (В. П. Волгин в 1920 году вступил в большевистскую партию. В дальнейшем — видный историк, академик, вице-президент Академии наук СССР в 1942–1953 годах.)

Плохо обстояло дело с помещением. Не улучшилось положение, когда редакцию перевели в здание Капцовского начального училища в Леонтьевском переулке (теперь улица Станиславского). Здесь, в доме № 19, в одной из комнат разместились сотрудники «Известий». В этом же доме в марте — июле 1917 года работали Московский городской, окружной комитеты и Московское областное бюро РСДРП (большевиков), а также военное бюро при МК, редакция и издательство газеты «Социал-демократ».

Коридоры здания и комната редакции всегда были переполнены. Приходили люди самых различных политических убеждений, но почти все называли себя революционерами, борцами за свободу. Особенно мешали работать некоторые студенты и гимназисты — ходили с озабоченным видом из комнаты в комнату, сидели на столах и подоконниках, постоянно споря о чем-то до хрипоты, грызли подсолнухи, а иногда принимались хором петь «Марсельезу». На вопросы Ивана Ивановича о причинах их присутствия в помещении редакции следовал обычно ответ: «Обсуждаем, как жить дальше, что делать». Однако беседовать с ними на серьезные темы было бы тратой времени. В этом главный редактор убеждался не раз уже после двух-трех первых фраз — в серьезном обсуждении вопросов «текущего момента» эти в большинстве своем незрелые юнцы не нуждались.

Зато, словно соревнуясь друг с другом, они неистово приветствовали приехавшего 7 марта в Москву министра юстиции Временного правительства А. Ф. Керенского. На митинге в тот же день министр демагогически заявил, что он держит судьбу свергнутой династии в своих руках.

— Но я не хочу быть! — театрально воскликнул он (следует многозначительная пауза). — Быть Маратом русской революции… Мы не хотим казни Романовых, — продолжает министр. — Не хотим…

В зале гул. Шумно аплодируют меньшевики, эсеры, буржуазные элементы, возбужденные гимназисты, юнкера. С трудом дослушав Керенского, Скворцов-Степанов покидает зал. «Готовитесь сохранить Николая Кровавого для борьбы с революцией, — думал он. — Да, господин Керенский, в этом у вас действительно никакого сходства с Маратом, скорее прямая противоположность. На Наполеона тоже не похожи, хотя и силитесь смахивать на него». Скворцов-Степанов вспомнил, как министр по-наполеоновски скрещивал на груди руки, как совал пальцы правой руки за борт френча, и невольно усмехнулся. «Надо в будущей статье, — подумал он, — не забыть отметить, что даже московские буржуазные газеты хихикают над Керенским. В какой-то из них промелькнуло, что «Александр Федорович только исполняющий обязанности великого человека».

На подобных митингах, заседаниях Московского Совета Иван Иванович считал свое участие обязательным, хотя в первые дни революции их было великое множество и чаще всего «внепланового порядка». Когда в начале марта на заседании исполкома обсуждался вопрос о создании милиции, Скворцов-Степанов потребовал тщательно проверить состав образовавшихся милицейских отрядов, выдачу оружия, поскольку костяком народной милиции должен стать пролетариат. «Ведь рабочих в милиции сейчас — ничтожное число. Студенты, служащие, просто обыватели — вот кто пока в ее рядах, — заметил он. — Молодым людям из учащихся, видимо, доставляет большое удовольствие покрасоваться с винтовкой в руках на углах улиц. Стоит этакая фигура, к ней подходят студенты, курсистки, гимназисты, ребятишки, с явной завистью взирающие на счастливца. А «милиционер» снисходительно объясняет устройство винтовки, начинает выкидывать «артикулы». Затем палит в небо. Переполох. А что творится ночью? Выстрелит такой вот «народный милиционер» скуки ради, ему откликается второй, потом третий — и пошла трескотня!

И днем нет порядка, — заключил Иван Иванович. — Сначала молодым людям весело было дежурить, останавливая в переулках всех прохожих. Но скоро все это прискучило. Выйдет унылая фигура на перекресток, постоит, походит часик-два, поиграет винтовкой, а как свечереет — скорее домой. Итак, слово здесь должны сказать рабочие…»