Скворцов-Степанов - [47]

В Москве, как и в Петрограде, соглашательство меньшевиков и эсеров привело к двоевластию. Не встречая серьезного сопротивления со стороны масс, московская буржуазия захватывала ключевые позиции управления городом.

2 марта, в восемь утра, вышел первый номер «Известий Московского Совета», в создание которого Иван Иванович Скворцов-Степанов вложил много сил. Газета быстро разошлась, и уже на следующий день в редакцию стали приходить рабочие, солдаты, предлагая свои заметки, сообщая последние новости. В городе было еще неспокойно. Взволнованные наборщики рассказали Ивану Ивановичу, что с крыши большого дома у Никитских ворот стреляют спрятавшиеся там городовые. Выстрелы доносились до редакции и с Тверской улицы, где было ранено несколько человек.

В негодовании Скворцов-Степанов садится и пишет статью «А Романовы еще топорщатся? Пора объявить их окончательно низложенными!». В это время в редакцию зашел товарищ председателя Моссовета меньшевик И. И. Егоров и после ознакомления с содержанием памфлета Ивана Ивановича заявил, что «печатанье надо отложить», ибо (Егоров долго подбирает аргумент, что-то мычит невнятное)… ибо статья «идет дальше решений Московского Совета». Иван Иванович пытался доказать абсурдность таких утверждений, потом сел за телефон, но связаться с Моссоветом так и не смог. Пришлось статью отложить.

В таком весьма неопределенном положении было выпущено пять номеров «Известий». По решению МК РСДРП большевиков из редакции вышли В. С. Попов и М. М. Костеловская. Однако Скворцову-Степанову по-прежнему поручалось руководить газетой (с этим после ряда проволочек вынужден был согласиться и исполком Моссовета — слишком популярен был он в рабочей среде и в журналистских кругах).

Поскольку «Известия Московского Совета рабочих депутатов» считались межфракционной газетой, в ее редакции появились два представителя от соглашательских партий, за которыми пока было большинство в Совете, то есть меньшевиков и эсеров. Меньшевики сначала направили в редакцию Д. А. Кипена, но потом заменили его Б. С. Кибриком. От эсеров первое время представителем значился Рокотов, затем М. Я. Гендельман. Оба вскоре перестали появляться в редакции. Лишь несколько недель спустя эсеры направили в редакцию Л. М. Арманд, отличавшуюся заметной аполитичностью. Она регулярно посещала заседания редколлегии, заявляла о своем «неодобрении общего курса газеты», но, по существу, интересовалась только положением с народными домами и писала заметки о вреде ханжи (так в ту пору называли суррогат алкогольного напитка) и политуры… «в столь острый политический момент в России».

«Статьи очень хорошие, красноречивые и настолько убедительные и бесспорные по содержанию, — иронизировал Иван Иванович, — что после их прочтения любители «змия» ощутят ужасную тягу именно к ханже и политуре». Однако постепенно Арманд стала заходить только с одной главной целью — перед отправкой в типографию ознакомиться со статьями Скворцова-Степанова. Две-три статьи ей удалось задержать, но дальше помог уже опыт Ивана Ивановича по «общению» с царской цензурой, и эсерка стала «пропускать» массу большевистских установок и прочих «нежелательных сообщений». «Когда мне инкриминировалась известная фраза и предлагалось ее вычеркнуть или редактировать, я злорадно предлагал, — рассказывал Скворцов-Степанов, — редакцию, внешне близкую к предложенной мне, но в действительности только усиливающую мою мысль в общем контексте. И я не раз с мстительным торжеством убеждался, какой милый, хороший, симпатичный человек эта Арманд и какая у нее неполитическая голова: она простодушно соглашалась на мою новую формулировку».

Сравнительно скоро Л. М. Арманд перестала не только контролировать редакторские статьи, но и вообще показываться в редакции. Эсеры вынуждены были отозвать ее из «Известий» — тягаться со Скворцовым-Степановым ей было явно не по силам.

Однако с эсеро-меньшевистским руководством не считаться было несравнимо труднее. Поэтому некоторые призывы «Известий» носили иногда общий, расплывчатый характер: вынужденная соблюдать внешне видимость абсолютной «внефракционности», газета не могла, как выражался ее главный редактор, «прямо идти в бой с нашими противниками» (меньшевиками и эсерами), подвергая открытой критике их программу и тактику. В то же время в «Известиях» было опубликовано немало статей Ивана Ивановича и других большевиков, в которых осуждались действия отступников от революционного дела, не называя при этом их партийную принадлежность.

По требованию эсеров и меньшевиков была введена новая практика: основные статьи, предназначенные для публикации, предварительно стали рассматриваться в исполкоме Моссовета, редакции предписывалось смягчать критику Временного правительства, исключать из заметок наиболее резкие места.

Вместе с тем благодаря заботам Скворцова-Степанова к середине марта укрепился редакционный аппарат «Известий». Секретарем редакции стала большевичка Е. И. Ривлина (1874–1957), которая следила и за хозяйственной частью. К этому времени объем газеты увеличился, прибавилось работы и у главного редактора, которому приходилось ежедневно писать по две-три статьи, не считая заметок. Во многом это диктовалось тем, что буржуазия делала все для затруднения выпуска не только большевистских печатных изданий, но и «межфракционного органа» — газеты «Известия». Требовалось оперативно давать отповедь на все ухищрения реакции. Такой способностью обладал Иван Иванович.