Скверные истории Пети Камнева - [2]

Пете к тому же она отца ревновала. Самым натуральным образом, сказала Лиза. И на это у нее были причины, загадочно добавила она, пыхнув холодным мятным Салемом…

Думаю, эта романтическая поездка была последним усилием жизни Елены

Петровны. Опасным приключением, каких у нее никогда не бывало.

Своего рода реваншем за многолетнее супружеское служение.

Дело обстояло так: Михаил Борисович, так она его про себя называла по старой памяти, был всегда в нее влюблен. Он был учителем математики у Пети в школе с тех пор, как тот пошел в пятый класс.

Где они познакомились, она не помнила, на родительском собрании, быть может, и ее подкупило, как внимателен Михаил Борисович к ее сыну. То есть к ней в конечном итоге. Однажды, заговорив о Пете, сказал, что у того хорошая голова, и Елена Петровна, помнится, рассмеялась: да не тому досталась, хотите вы сказать. Михаил

Борисович посмотрел тогда на нее долгим и глубоким еврейским взглядом, и ей его стало жаль. Он работал в школе простым учителем, а ее муж был уже подающим надежды молодым ученым, кандидатом наук, доцентом в Институте механики, занимался аэродинамикой, гонял воздух по какой-то трубе. И бывал влюбчив, флиртовал с сотрудницами.

Когда-то, в молодости, муж принялся было рассказывать Елене Петровне про аэродинамику, но она ровным счетом ничего не соображала. Ему не с кем было поговорить про свою физику, отсюда и аспирантки, понимала теперь Елена Петровна.

Этот самый Михаил Борисович оказался на удивление постоянным воздыхателем, оставаясь таковым в течение долгих лет. Вечным, можно сказать. Что ж, Елена Петровна и к старости сохранила удивительно хорошее лицо с чертами старинной барыни. А в лучшие годы у нее была к тому же замечательная фигура: она была статная, полногрудая, с узкой талией, с красивыми ногами. К тому же гордячка, всегда холодно вежлива. Короче, производила впечатление аристократическое, в ней и вправду были крови, чувствовалась порода. Вряд ли Михаил

Борисович, шустрый до суетливости, щуплый, сутуловатый, хоть и занимался йогой, когда-нибудь встречал дам такого разбора. Да что там встречал, хотя бы видел издали.

Муж Елены Петровны лишь подтрунивал над женой, не принимая ее поклонника всерьез. Поэтому чуть не раз в неделю Михаил Борисович в первую половину дня, когда**Елена Петровна бывала дома, без стеснения навещал ее. Даже если она была не одна. Муж Елены

Петровны, если попадался гостю в коридоре, не без сарказма, преувеличенно вежливо раскланивался и скрывался в кабинете. Она поила Михаила Борисовича чаем на кухне и слушала. Рассказы гостя были однообразны, но без оттенка жалобности. Он и о любви своей к ней давно не говорил, это подразумевалось. Так, о школьных делах. О своей коммуналке. О больной матери, с которой жил вдвоем. И, конечно, о многочисленных своих дамах. Он никогда не был женат, у него не было детей, но ни с одной женщиной ему, по его словам, интересно не было, год, от силы два. И Елена Петровна подтрунивала, мол, такой завидный жених, куда же дамы смотрят.

– Тебя, Ленка, жду, – говорил тот с пафосной серьезностью – они давно, как старые друзья, были на ты, и ему за его служение позволялась известная фамильярность. Кроме того, когда он это повторял, Елене Петровне становилось зябко и немного стыдно. Хотя, в общем-то, стыдиться ей было нечего.

Как ни странно, уже под вечер она нашла-таки и Пушкина, и двадцать два. Но у дома оказались другие ворота, и в отворившуюся на минуту калитку она увидела девочку, которая играла в песочнице. В их с

Мишей доме не было ни песочницы, ни девочки. Елена Петровна поняла, что сходит с ума. Она отошла в сторонку, почувствовав, как устала.

Тяжело опустилась на какой-то бугорок. Ей сейчас было ясно, что она очень стара и никому не нужна.

Теперь она успела понять, конечно, что Михаил Борисович – мелкая душа, ничтожество, что было особенно очевидно в сравнении с памятью о благородстве ее покойного мужа. Но неожиданно для нее самой оказалось так, что больше никого у нее не было: дочь – отдалилась, о

Пете и говорить не приходилось…

Похоронив мать, Михаил Борисович женился-таки. Причем на одинокой, значительно моложе себя и красивой, к тому же состоятельной женщине, взрослые дети которой жили отчего-то в Аргентине. Он с молодой, так сказать, женой даже ездил туда, потом рассказывал, что хотел привезти и подарить мачете, без которого пропадешь то ли в сельве, то ли в пампасах, но отобрали на таможне. Зачем Елене Петровне было мачете? Скорее всего это он все приврал, чтобы не дарить подарков, – с возрастом Миша стал, мягко сказать, жадноват.

После Аргентины он сделался в своей школе завучем, чем гордился, а молодая жена быстро умерла. И Миша остался вдовцом и наследником и квартиры, и машины, и этой самой дачи с гаражом в Валентиновке.

Квартиру, впрочем, пришлось потом вернуть аргентинским детям. Но все остальное он прибрал.

И как скверно все было на похоронах мужа. Пришла толпа физиков, многих Елена Петровна и не видела никогда. Лиза настояла на отпевании. А ведь Виктор не был верующим, хоть и крещен, конечно, в детстве. И в церковь никогда не ходил. Но Елене Петровне уж было не до того: пусть отпевают. Тем более что все похоронные хлопоты, беготню с документами и оплату могильщиков, Лиза взяла на себя.