Скульптор и Скульптура - [15]

— Да будет так — произнёс посол, и словно читая мысли Владимира, продолжал: «Соборность — это выстраивание тайных отношений вопреки принятым людьми законам, но на основе существующих традиций тех или иных народов. Традиции народов — это воля Бога. Местные традиции предписывают родство и порядок через брачные союзы. Ты готов взять в жёны местную царевну?».

— «Хоть всех» — ответил Владимир, войдя в благодушие, и проявляя мужское нетерпение, продолжил: «Где она?».

— Ты готов, — продолжал посол, — огнём и мечом насаждать в своих землях веру христову.

Владимир вспомнил своего родного брата, глаза его сверкнули лютой ненавистью, и он сквозь зубы произнёс: «К этому я всегда готов».

Один из послов вышел и очень скоро вернулся обратно с девушкой удивительной красоты.

Посол сказал, что эта женщина, став его женой, поможет ему крестить русскую землю.

Сергей открыл глаза. Сон оставил у него какое–то радостное расположение духа.

Проснулся он оттого, что кто–то долго и настойчиво стучал в дверь. Он лежал и думал: Вставать или не вставать, открывать или не открывать?». Победила мысль: «Встать, открыть, ибо всё равно уже одет».

Глава шестнадцатая От империи до империи

В дверях стоял особист. В армии, на обломках империи, ещё оставалась такая экзотическая профессия, как контрразведка. И среди носителей этой профессии ещё оставались приличные люди. По крайней мере, Сергей видел в них таких же профессионалов, каким был сам. А профессионал, по его мнению, просто не может быть плохим человеком, ибо знает последовательность развития событий и что бывает, если их нарушить.

Даже наёмник никогда не убивает ослабевшего врага, чтобы не остаться завтра без работы. Зачем губить профессию, которая тебя кормит, пусть даже несколько странным образом.

Конечно, «шпионским страстям» упадок не грозил, так как всегда есть тот, кому интересна чужая жизнь.

Сергей решил, что особист пришёл к нему прояснить ситуацию по произошедшему эпизоду. Они были давние знакомые, и Сергей сразу решил задать неофициальный тон будущему разговору. Он сказал: «То тебя не дозовёшься, то ты спать не даёшь». Особист ответил, что на него нашла хандра, и он зашёл просто так, выпить. И начался медленный, но верный и долгий забайкальский «загул». Загул, который в Забайкалье сравнивают с открытием второго фронта в Великой Отечественной войне и называют его кодовым словом «Торч». Одним словом? Сергей и особист впали в «торч».

В глухом гарнизоне, где–то посередине Даурской железнодорожной ветки, в полуразрушенной пятиэтажной «хрущёбе», на грязной кухне сидели и пили спирт два офицера. Они тупо смотрели на телевизор, стоящий на привинченной к стене полке. Из закуски на столе были только сигареты. Окурки давно вываливались из пепельницы. Звук телевизора был вывернут на всю «катушку». Шла прямая трансляция футбольного матча. Трибуны стадиона периодически взрывались рёвом: «Спартак — чемпион». Одновременно с рёвом в стену начинали стучать соседи.

Обоим офицерам было совершенно наплевать и на матч по футболу, и на соседей. Один был молодой, «дикорастущий» капитан, взявший на себя роль «шпиона» и прекрасно изучивший все нюансы своей профессии. Он был совершенно безучастен ко всему, что происходило вокруг, а для окружающих его людей безвреден и всеми любим, ибо стучал об общих тенденциях, а не о частных случаях. Это нравилось боевому братству, но совсем не устраивало его начальство, поэтому он и рос капитаном уже лет 15. Да и ссылать его дальше было некуда. Только в Китай или Монголию, но это уже заграница. За что ж ему такое счастье?

Второй был подстать первому, только весь седой. Объединяли их три вещи: оба жили в России, оба не были ворами и оба были друзьями детства. Первый был «особист», второй «зампотыл». Разъединяли только имена, одного звали Валера, второго звали Сергей. Они пили и говорили.

— Особист: «На тебя стали поступать доносы от недовольных офицеров. В основном редкой местной сволочи».

— Что пишут, — безразлично спросил зампотыл.

— Пишут, что воруешь много, — ответил особист.

— Куда прячу, — съязвил зампотыл.

— Если бы прятал, было бы легче, давно бы стал большим начальником, прояснил ситуацию особист и продолжил: «Я сравнил накладные на продовольственные пайки, выдаваемые офицерам до и после твоего прихода. Зря стараешься. До тебя они получали маргарин, перловую крупу и всё. А ты им масло сливочное привёз, яйца, гречку. Ты что ох–ел. Ты думаешь, начфин не может им деньги за паёк выдавать, как они этого хотят. Может и легко, но никогда этого не будет делать. Это его власть, только по заявке за отдельную плату, иначе все решат, что денег слишком много. То же самое со жратвой. С рабами иначе нельзя. Если ты им даёшь масло, яйца, это значит для них, что ты сам ешь маринованные языки и ещё этих, — он задумался, вспоминая мудрёное слово, — омаров, всего и не упомнишь, что понаписывали».

Зампотыл рассмеялся.

— Зря смеёшься, рабы это страшно, уже хотя бы потому, что со временем их количество не уменьшается, как и претензии. Чем меньше клоп, тем вонючей, это правда. Но ужас не в этом. Ради них часто приходится начинать разные вредные и подлые «кампании», хотя бы в виде «громких» судебных процессов. Это даже здесь.