Скрытые пружины - [32]

Ужаснувшись подобной перспективе, я больше никогда и ни с кем не заводила разговоров о чудовище, преследующем меня, со временем смирившись с кошмаром, порождённым моим разумом и не желающим меня покидать.

В начале октября мать получила долгожданное письмо от тётушки Мод. В нём сообщалось, что её стараниями для меня найдена гувернантка с отличными рекомендациями и безукоризненной репутацией, а для моей матери горничная-француженка, которая много лет служила камеристкой у знатной лондонской леди Хелен Стюарт. И гувернантка, и горничная были согласны на переезд в графство Девон, и должны были появиться в течение ближайшего месяца.

В последующие недели эта новость была главной темой для сплетен на кухне. Миссис Дин, питавшая необъяснимую неприязнь к каждому, в чьих жилах текла хотя бы малая толика французской крови, называла новую прислугу «мадам Расфуфыр» и предупреждала Абигайль и Мэри, что новая горничная непременно будет задирать перед ними нос. По отношению к моей гувернантке в кухне также наблюдалась некоторая настороженность, но это больше по той причине, что миссис Дин никогда не служила в домах, где жила образованная прислуга.

Абигайль, которой всё ещё не давало покоя её прошлое стремительное, но кратковременное возвышение, однажды категорично заявила:

– Не буду я прислуживать этой учительше, будто она госпожа мне. Она такая же прислуга, как и я. Ежели захочет чаю выпить, то спустится в кухню, как миленькая. Не собираюсь я ей подносы таскать! Не захочет, так пусть сидит голодная.

К моему удивлению, миссис Дин вступилась за неизвестную ей мисс и грозно прикрикнула на Абигайль, отставив в сторону миску с яйцами, которые взбивала для пудинга:

– Помолчи-ка лучше! Разговорчивая какая! Не будет она подносы таскать… А по чужим домам наниматься, если у тебя образованность имеется, думаешь, больно сладко? У тебя-то папка с мамкой под боком. Каждый выходной пятки сверкают в сторону Окгемптона. Пироги домашние уплетаешь, на лучшем стуле сидишь. А ты подумай, каково от родных уехать в такую даль, да к чужим людям? И всё им не так, и всё им не этак. Пока место нормальное найдёшь, чтобы не шпыняли, да хозяин под юбку не лез, – миссис Дин всхлипнула и вытерла нос тыльной стороной ладони, после чего мстительно припечатала, – да ещё вот такие вонючки, как ты, нервы мотают!

Гневная отповедь миссис Дин не прибавила Абигайль любви к моей будущей гувернантке, а вот меня заставила задуматься. До сей поры я ни разу не задавалась вопросом, что ожидает меня в дальнейшем. Мир мой ограничивался поместьем и его окрестностями; в детстве я и помыслить не могла, что когда-то мне придётся покинуть Хиддэн-мэнор и вести какую-то другую жизнь, в чужих местах и с чужими для меня людьми.

Замужество же воспринималось мной как нечто совершенно абстрактное и далёкое, приближенное к понятию старости, немощи и ещё чего-то такого же несбыточного. Дети ведь не в состоянии понять, что когда-то беспощадное время и их превратит в согбенных седых стариков.

Позже я улучила момент, когда мать находилась в приятном и ровном расположении духа, чтобы задать так сильно волновавшие меня вопросы. Но она только рассмеялась своим переливчатым смехом и возмущённо всплеснула руками:

– Боже, Маргарет, ну что за мысли?!. Откуда эти глупости взялись в твоей голове? Сравнивать себя с гувернанткой, подумать только! Ты Маргарет Шеннон Вордсворт, а не какая-то Дебора Чемберс из обедневшей семьи, потерявшей своё положение в обществе. Когда ты вырастешь, тебе не придётся прислуживать чужим людям. И вообще, – мать наклонилась ко мне и заговорщически понизила голос, предварительно посмотрев на дверь, – мы скоро покинем этот старый разваливающийся дом! Ты и я! Улетим, как на крыльях! А если точнее, – она заговорила ещё тише, приблизив губы к самому моему уху, – то уплывём на большом корабле!

Испуганно отпрянув, я с недоумением вгляделась в её лицо. Мать любила фантазировать, и порой, если на неё нападало шаловливое настроение, было сложно понять, шутит она или говорит серьёзно. Сейчас же её лицо приобрело значительное выражение и она несколько раз кивнула, видя моё замешательство, а затем снова наклонилась ко мне и прошептала:

– Про это нельзя никому-никому рассказывать, понимаешь? Иначе ничего не получится.

В какое бы изумление ни привели меня её слова, вскоре я выкинула их из головы. Выдумки матери почти никогда не имели в своей основе ничего, кроме её фантазий и грёз, и последующие события целиком заслонили от меня и волнения о собственном будущем, и странные слова о таинственном корабле.

Первой в Хиддэн-мэнор прибыла французская горничная. Её родители наградили свою дочь именем Мадлен (совсем как крошечные французские печенья), и нельзя было представить себе более неподходящее имя для мадемуазель Фавро, чем это. Она оказалась очень высокой и крупной женщиной, а по сравнению с моей миниатюрной матерью и вовсе выглядела как великанша из детской сказки. Крупную голову венчала высокая затейливая причёска с неряшливыми желтоватыми кудрями, платье изобиловало множеством мелких деталей, непривычных для туалета английской леди, а манера держать себя выдавала в ней суетливую и недалёкую особу.