Скрытые пружины - [31]

– Маргарет, отчего ты так странно себя ведёшь? Ведь здесь никого нет!

Нахмурившись, я показала рукой на маленькую чёрно-белую птичку, которая сидела чуть поодаль от нас и хитро на меня поглядывала, наклонив голову. Все в Дартмуре знали, что встреча с одной-единственной сорокой приносит несчастье. Совсем другое дело, если их попадётся две – в этом случае счастливца ожидала невероятная удача.

Тогда-то я и услышала от Маргарет, что в ближайшие дни ей и тётушке Мод предстояло покинуть Хиддэн-мэнор и отправиться сначала в Лондон, а затем в Корнуолл, где Элизабет ожидало длительное обучение в пансионе миссис Брингеми. Хотя я и знала заранее, что наше расставание не за горами, холод предстоящей разлуки сковал моё сердце и заставил горестно вздохнуть. На глазах у Элизабет показались слёзы и она порывисто обняла меня, пообещав писать длинные подробные письма о своей новой жизни в пансионе.

В этот день мы с кузиной дали клятву, что всегда будем оставаться друг для друга самыми драгоценными людьми на свете, какое бы длительное расставание нам ни пришлось вынести. Ребёнку девяти лет год разлуки с любимым существом представляется целой вечностью, тяжкой ношей, давящей на плечи. Могла ли я знать, что наступит время, когда неумолимая судьба разлучит нас на гораздо более длительный срок?..

Оставшиеся дни лета были омрачены предстоящим расставанием. Мы с Элизабет старались не затрагивать в разговорах между собой тему её отъезда, но тень скорого прощания стремительно приближалась к нам, заставляя наши сердца сжиматься от тоски и печали.

Тётушка Мод неустанно рассуждала о будущем прибытии в поместье гувернантки для меня и личной камеристки для моей матери, намереваясь дать объявление в «Таймс», «Дейли телеграф» и «Дейли мейл», как только они с кузиной вернутся к себе в Уотер-хаус.

И вот, в середине сентября, мы с матерью сопроводили тётушку Мод и кузину Элизабет на железнодорожную станцию. Отец, будучи, как всегда, занят, сердечно распрощался с родственницами в гостиной поместья и торопливо покинул нас. К моему удивлению, тётушка крайне почтительно поблагодарила моего отца за гостеприимство, имея при этом виноватый вид, так не вязавшийся с её горделивыми чертами лица. Прощаясь с Элизабет, мы напомнили друг другу о нашей клятве и пообещали писать подробнейшие письма.

С наступлением осени погода окончательно испортилась – серые тучи затянули небо, а затяжные дожди принялись выстукивать свою однообразную заунывную песню. После тёплой весны и чудесного лета, заполненного играми и прогулками, тишина опустевшего дома и непрекращающийся с утра до вечера унылый дождь сделали все дни для меня одинаково тусклыми.

Уступая моим настойчивым просьбам, мать со вздохом присаживалась за ломберный столик возле камина, но играть вдвоём в Великую игру Нового завета было совсем не так весело, как вчетвером. Нам обеим не хватало жизнерадостной напористости и природной лёгкости нрава, которыми обладала тётушка Мод, отчего игра заходила в тупик и мы обе испытывали неловкость и смущение. Сейчас, когда я выросла, мне часто думается, что молчаливое обожание, которое я питала к своей матери, и настойчивое следование за ней по пятам на самом деле изрядно донимало её и иногда даже вызывало досаду.

Миссис Дин и Абигайль с Мэри тоже слегка загрустили, привыкнув за несколько месяцев к неусыпному контролю со стороны тётушки Мод, имевшей вполне определённые взгляды на стандарты, которым должна соответствовать прислуга в поместье уровня Хиддэн-мэнор. Моя же мать вряд ли обращала внимание на то, с какой тщательностью вычищены каминные решётки и вовремя ли подан завтрак. Пышно обставленные чаепития с тремя разновидностями сдобных лепёшек и лимонными пирожными прекратились, и освободившееся свободное время слуги тратили на то, чтобы всласть посплетничать о Сьюзен, недавно уволенной своей хозяйкой, и о безутешной миссис Гриффит из Лидфорда, у которой бесследно пропала младшая дочь.

Кровать, на которой спала Элизабет, так и не перенесли из моей спальни, и вечерами, свернувшись клубком под одеялом, я с грустью смотрела на неё, сдерживая набегающие слёзы. Тогда же мне опять начал сниться изнуряющий меня кошмар, в котором круглоглазое существо с длинным клювом неутомимо преследовало меня. Этот сон вызывал во мне такой сильный ужас, что иногда я просыпалась от собственных отчаянных криков.

Однажды я решила поделиться рассказом об этом с нянюшкой Бейкер, в надежде найти у неё так необходимое мне сочувствие. Но на няню мой рассказ произвёл крайне неблагоприятное впечатление. Дослушав до конца, она сухо произнесла:

– Знаете что, маленькая мисс, не говорите-ка больше никому о том, чего мне рассказали. Нормальным людям такие вот сны по ночам не снятся. Человек-птица! С клювом! Вас послушать, так это сам дьявол во плоти гоняется за вами ночью. И вообще, – нянюшка понизила голос и приблизила ко мне своё старое морщинистое лицо, – если будете всем про такое рассказывать, кто-нибудь возьмёт да и сообщит доктору. А доктор отвезёт в больницу и запрёт там, как мою племянницу. И волосы острижёт!