Скрытые инструменты комедии - [10]

Шрифт
Интервал


ЭЙДАН

Да.


КЕНДАЛЛ

(поднимается, подходит, становится перед ним)

Эйдан, я не убивала Майкла.


Пауза.


ЭЙДАН

(глядя ей прямо в глаза)

И что, я просто должен тебе поверить?


Камера задерживается на ЭЙДАНЕ, музыка нарастает и...

Немного сориентируем читателей. Наступает поистине напряженный момент, когда наш Герой, Эйдан, оказывается лицом к лицу с Кендалл. Поверит он ей или нет? В поисках ответа он смотрит ей в глаза. В аудитории обычно присутствует несколько режиссеров. Итак, я нахожу режиссера и задаю вопрос: «На каком уровне находятся глаза Эйдана? Куда направлен его взгляд?» Обычно они отвечают: «Он смотрит ей в глаза». Все верно. Этот сверхъестественно красивый парень беседует с этой сверхъестественно роскошной женщиной, на которой, как мы помним, блузка с вырезом «до пят». И куда же он смотрит?

Прямо ей в глаза.

И никуда больше.

Может быть, дело все-таки во мне. Потому что, знаю, на его месте я бы все-таки заглянул... Ну хоть на мгновение! Ну не так, чтобы беспардонно или назойливо. Ведь я давно и счастливо женат, но на его месте я бы... Ладно, признаюсь, черт меня побери... ладно, идите вы все к чертовой матери... Я бы заглянул!

Я бы заглянул... ПОТОМУ ЧТО Я ЧЕЛОВЕК! Потому что все мужчины поступают именно так. Они заглядывают. Да ладно, даже если вы женаты... вы ведь тоже заглянете, ну хоть чуть-чуть... Разве не так? То есть разве я один такой?

Какой бы важной и напряженной ни была ситуация, каким бы верным, моногамным и счастливым в интимных отношениях он ни был, мужчина обязательно заглянет! Вот почему «мыло» — такая поучительная вещь! Эйдан не заглядывает, потому что ему это не нужно. Потому что если он и не абсолютный идеал, то очень близок к нему. Что произошло бы с этой напряженной эмоциональной сценой, если бы он все-таки заглянул? Ну так слегка, как подросток, украдкой... Как сделал бы Боб Хоуп или Вуди Аллен? Ответ прост. Это превратилось бы в комедию.

Но Эйдан не из тех. Эйдан никогда не заглянет туда, потому что ему это не нужно. Потому что он — то, к чему мы все должны стремиться. Но не то, что мы есть на самом деле. Все эти люди в мыльных операх во многом лучше нас. Они супергерои, они обладают качествами, которых у нас нет. Актеры, играющие таких персонажей, незаметно подсказывают нам: посмотрите на нас, мы ведь не просто хороши собой. Посмотрите, насколько мы ранимы, как мы страдаем, как глубоко чувствуем, какие мы умные. И зрители, сидя дома, фантазируют: «Вот бы мне такого парня!», «Вот бы моя жена так выглядела!» Да, у них есть недостатки, но это обычно трагические недостатки, ввергающие вас в глубокую печаль и рвущие сердце на части. Все правильно, потому что мыльные оперы и не стремятся к реальности, они стремятся к драматизму. И суть драмы состоит в том, что она помогает нам мечтать о том, кем мы могли бы быть — кем мы можем быть[10].

Несколько лет назад, еще живя в Нью-Йорке, я оказался на Таймс-сквер. Мне понадобилось убить пару часов до назначенной встречи. Было морозно, шел снег, мне захотелось спрятаться от холода, и я нырнул в кинотеатр, где шел фильм «Рокки» (Rocky). Не уверен, какой именно — может, «Рокки-16»? Помню только, что именно в этой серии Дольф Лундгрен буквально душу вытряс из Рокки, и последнему пришлось ехать в Россию на матч-реванш, чтобы сохранить свой титул. Проходит примерно две трети фильма, и мы видим тренировку Рокки — помните, громкая рок-песня играет в сценах, где Рокки качает силу, обретает «Взгляд тигра» или что там еще ему нужно? В нарезке — целый калейдоскоп кадров с тренировками в России: вот он бежит, вот он страдает, вот он истекает п`отом, вот он весь как на иголках. Я был потрясен, обнаружив, что начал плакать. Неожиданно меня пронзила мысль: сижу тут в тепле, на меня не каплет, чего я беспокоюсь? Но вот я сижу в зрительном зале и смотрю, как Рокки бегом взбирается на гору, где он УТОПАЕТ ПО ГОРЛО В СНЕГУ, но нет, он бежит все выше и выше, черт побери, он бежит сквозь снег и стужу, а я все сижу в кинотеатре на Таймс-сквер, уже все глаза выплакал из-за этого парня и говорю про себя: «Рокки, ты их сделаешь» и «Вот бы мне так же!» Почему? Посмотрите на меня: не такой уж я фанат общефизической подготовки (об этом вы можете догадаться, взглянув на мой портрет в конце книги). Так все же — почему?

Потому что драма помогает нам мечтать о том, кем мы можем быть.

Драма помогает нам мечтать о том, кем мы могли бы стать: хорошо бы стать таким же неунывающим, как Рокки, или таким же отчаянным, как Джеймс Бонд, или таким же отважным, как Джек Бауэр[11]. А разве плохо быть таким же чутким — или сексуальным, или ярким, — как врачи в сериале «Анатомия страсти» (Grey’s Anatomy)?

Драма помогает нам мечтать о том, кем мы могли бы стать, а комедия помогает на жить такими, какими мы есть на самом деле.

Комедия помогает нам жить такими, какими мы есть на самом деле. Ведь если драма верит в человеческое совершенство, то комедия преспокойно существует в осознании человеческих несовершенств: беспокойства, неловкости, какой-то невнятности, неуверенности в себе. Все это существенные атрибуты комедии. Разве такое описание не характеризует нас всех? И если драма способна описать, как один из нас с трудом продирается сквозь темную ночь собственной души, то комедия видит ту же ночь, но отмечая при этом, что мы все в том же халате, который не снимали уже несколько дней подряд, прямо из банки наворачиваем комковатое арахисовое масло, сидя у телевизора и внимательно наблюдая за перипетиями судебных дел Судьи Джуди


Рекомендуем почитать
За несколько лет до миллениума

В новую книгу волгоградского литератора вошли заметки о членах местного Союза писателей и повесть «Детский портрет на фоне счастливых и грустных времён», в которой рассказывается о том, как литература формирует чувственный мир ребенка. Книга адресована широкому кругу читателей.


Графомания, как она есть. Рабочая тетрадь

«Те, кто читают мой журнал давно, знают, что первые два года я уделяла очень пристальное внимание графоманам — молодёжи, игравшей на сетевых литературных конкурсах и пытавшейся «выбиться в писатели». Многие спрашивали меня, а на что я, собственно, рассчитывала, когда пыталась наладить с ними отношения: вроде бы дилетанты не самого высокого уровня развития, а порой и профаны, плохо владеющие русским языком, не отличающие метафору от склонения, а падеж от эпиграммы. Мне казалось, что косвенным образом я уже неоднократно ответила на этот вопрос, но теперь отвечу на него прямо, поскольку этого требует контекст: я надеялась, что этих людей интересует (или как минимум должен заинтересовать) собственно литературный процесс и что с ними можно будет пообщаться на темы, которые интересны мне самой.


Притяжение космоса

Эта книга рассказывает о том, как на протяжении человеческой истории появилась и параллельно с научными и техническими достижениями цивилизации жила и изменялась в творениях писателей-фантастов разных времён и народов дерзкая мысль о полётах людей за пределы родной Земли, которая подготовила в итоге реальный выход человека в космос. Это необычное и увлекательное путешествие в обозримо далёкое прошлое, обращённое в необозримо далёкое будущее. В ней последовательно передаётся краткое содержание более 150 фантастических произведений, а за основу изложения берутся способы и мотивы, избранные авторами в качестве главных критериев отбора вымышленных космических путешествий.


В поисках великого может быть

«В поисках великого может быть» – своего рода подробный конспект лекций по истории зарубежной литературы известного филолога, заслуженного деятеля искусств РФ, профессора ВГИК Владимира Яковлевича Бахмутского (1919-2004). Устное слово определило структуру книги, порой фрагментарность, саму стилистику, далёкую от академичности. Книга охватывает развитие европейской литературы с XII до середины XX века и будет интересна как для студентов гуманитарных факультетов, старшеклассников, готовящихся к поступлению в вузы, так и для широкой аудитории читателей, стремящихся к серьёзному чтению и расширению культурного горизонта.


Лето с Гомером

Расшифровка радиопрограмм известного французского писателя-путешественника Сильвена Тессона (род. 1972), в которых он увлекательно рассуждает об «Илиаде» и «Одиссее», предлагая освежить в памяти школьную программу или же заново взглянуть на произведения древнегреческого мыслителя. «Вспомните то время, когда мы вынуждены были читать эти скучнейшие эпосы. Мы были школьниками – Гомер был в программе. Мы хотели играть на улице. Мы ужасно скучали и смотрели через окно на небо, в котором божественная колесница так ни разу и не показалась.


Веселые ваши друзья

Очерки о юморе в советской детской литературе.