Скрытые инструменты комедии - [8]

Шрифт
Интервал

Но разве это комедия? Неужели вы заплатите 125 долларов за то, чтобы посмотреть ее на Бродвее, или потратите миллион на то, чтобы экранизировать ее? (Может быть, кто-то из шоу «Субботним вечером в прямом эфире» так и поступит.) А может, превратите в хит январской распродажи? По словам выдающегося театрального педагога Сэнфорда Мейснера, между драмой и комедией нет никакой разницы. Это вызывает у меня некоторое чувство вины: ведь я заставил вас купить мою книгу. Но давайте все-таки скажем, что разница есть. Что же такое комедия?

Для большинства она остается тайной, чем-то, «с чем нужно родиться». Даже тех, кто добился некоторого успеха в комедии, мучат безответные вопросы. Почему спектакль замечательно прошел в четверг, а в воскресенье агонизирует в мертвой тишине зрительного зала, хотя пьеса одна и та же? Почему сценарий (убийственно смешной на застольной читке) теряет комизм с каждой репетицией, пока не становится сухим и плоским, как кусок лежалой лососины? Почему «Быстрее, Громче, Смешнее!» становится порой единственным напутствием от режиссера или сценариста?

Итак, что же такое комедия?

В ответ на вопрос «Что такое комедия?» слушатели моих семинаров предлагают мне сонм ответов.

• Обостренное ощущение реальности

• Расчет времени

• Преувеличение

• Слэпстик

• Глупость

• Обратный ход

• Что-то, что любит троицу

• Слово со звуком «К»

• Абсурдность жизни

• Неожиданное

• Создание и снятие напряжения

• Несовместимость

• Механизм психологической защиты

• Плохая карма

• Удивление

• Трагедия для постороннего

• Более высокий статус

• Ирония

• Месть

• Сатира

• Боль, в особенности чужая боль

• Непочтительность

• Сарказм

• Недопонимание

• Исполнение желания

• Что-то, поддающееся описанию

• Три Балбеса

• Все что угодно, но не Три Балбеса

И так далее.

Все это прекрасно. Тогда в чем же проблема?

Одна из проблем состоит в том, что многие из этих определений точно так же относятся к драме. Разве обостренное чувство реальности не присуще таким пьесам, как «Смерть коммивояжера» Артура Миллера или «Проснись и пой» Клиффорда Одетса? И если «неожиданным» может стать слон в пачке балерины — довольно-таки смешная картинка, то «неожиданностью» будет и пуля в лоб — вот уж явно не комедия. Более того, несмотря на то что в ряде этих суждений и присутствуют элементы комедии, большинство из них — всего лишь суждения, и только. Они вряд ли годятся для постоянного использования на практике. Все мы читали статьи, обещающие «43 великолепных способа написания комедии». Но разве подобный хаотичный перечень разрозненных трюков и советов действительно может помочь? Вот представьте, что в разгаре второго акта вы уставились на чистый лист бумаги или пустой экран, не зная, куда двигать дальше или что сейчас произойдет, и вдруг слышите чей-то шепот: «Поддай-ка иронии», «А сейчас — сравнение», а потом «Воспользуйся обостренным чувством реальности». Мысль сама по себе неплохая, но... как ее воплотить?

А тогда... что же такое комедия, черт ее побери?

Комедия — это не столько вопрос мнения, сколько вид искусства со своей собственной эстетикой. И в этом ее отличие от «смешного». Комедия — один из древнейших видов искусства, зародившийся примерно в то же время, что и другой вид драматического искусства — трагедия. Но с самого начала комедии как виду искусства отводилось место, подобное тому, которое занимал Родни Дэйнджерфилд: к ней, как и к нему, не было «никакого уважения».

Аристотель написал целую книгу под названием «Поэтика», посвященную искусству трагедии, отделавшись от комедии лишь парой предложений. С тех пор к комедии относились все менее и менее серьезно. Две с половиной тысячи лет спустя сам Вуди Аллен пожаловался, что люди, которые пишут и снимают комедии, «сидят за детским столиком».

Даже сидящие вокруг этого очень маленького столика редко единодушны в своем мнении о том, что такое комедия. Аристотель сказал, что комедия хоть и представляет собой некую ошибку и безобразие, но не причиняет страданий и вреда, поскольку стремится изображать «более низких» или «худших» людей, нежели существующие. Французский философ Анри Бергсон высказал предположение, что комедия есть просто «проявление механизма, созданного в нас природой», иными словами — механическое действие человека. Зигмунд Фрейд и другие психологи теоретизируют по поводу того, что комедия — детально разработанный защитный механизм, оберегающий нас от душевной боли.

И Аристотель, и Фрейд — люди, безусловно, гениальные. Но я предпочитаю следовать учению таких великих философов, как Исаак Сизар и Леонард Алфред Шнайдер[8]. Исаак Сизар (для вас Сид) заметил: «В основе комедии должна быть правда. Берете правду, а в конце ставите маленькую завитушку». А Леонард Алфред Шнайдер (более известный под своим сценическим псевдонимом Ленни Брюс) писал: «Сегодняшний комик вынужден нести крест, который он сам и создал. Комик прежних времен показывал свой номер и говорил зрителям: «Это мой номер». Сегодняшний комик не номер показывает. Зрители предполагают, что он говорит правду».

Ну кто я такой, чтобы спорить с Сидом Сизаром и Ленни Брюсом? Нет, не буду.


Рекомендуем почитать
Гоголь и географическое воображение романтизма

В 1831 году состоялась первая публикация статьи Н. В. Гоголя «Несколько мыслей о преподавании детям географии». Поднятая в ней тема много значила для автора «Мертвых душ» – известно, что он задумывал написать целую книгу о географии России. Подробные географические описания, выдержанные в духе научных трудов первой половины XIX века, встречаются и в художественных произведениях Гоголя. Именно на годы жизни писателя пришлось зарождение географии как науки, причем она подпитывалась идеями немецкого романтизма, а ее методология строилась по образцам художественного пейзажа.


Мандельштам, Блок и границы мифопоэтического символизма

Как наследие русского символизма отразилось в поэтике Мандельштама? Как он сам прописывал и переписывал свои отношения с ним? Как эволюционировало отношение Мандельштама к Александру Блоку? Американский славист Стюарт Голдберг анализирует стихи Мандельштама, их интонацию и прагматику, контексты и интертексты, а также, отталкиваясь от знаменитой концепции Гарольда Блума о страхе влияния, исследует напряженные отношения поэта с символизмом и одним из его мощнейших поэтических голосов — Александром Блоком. Автор уделяет особое внимание процессу преодоления Мандельштамом символистской поэтики, нашедшему выражение в своеобразной игре с амбивалентной иронией.


Чехов и евреи. По дневникам, переписке и воспоминаниям современников

В книге, посвященной теме взаимоотношений Антона Чехова с евреями, его биография впервые представлена в контексте русско-еврейских культурных связей второй половины XIX — начала ХХ в. Показано, что писатель, как никто другой из классиков русской литературы XIX в., с ранних лет находился в еврейском окружении. При этом его позиция в отношении активного участия евреев в русской культурно-общественной жизни носила сложный, изменчивый характер. Тем не менее, Чехов всегда дистанцировался от любых публичных проявлений ксенофобии, в т. ч.


Коды комического в сказках Стругацких 'Понедельник начинается в субботу' и 'Сказка о Тройке'

Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.


«На дне» М. Горького

Книга доктора филологических наук профессора И. К. Кузьмичева представляет собой опыт разностороннего изучения знаменитого произведения М. Горького — пьесы «На дне», более ста лет вызывающего споры у нас в стране и за рубежом. Автор стремится проследить судьбу пьесы в жизни, на сцене и в критике на протяжении всей её истории, начиная с 1902 года, а также ответить на вопрос, в чем её актуальность для нашего времени.


Бесы. Приключения русской литературы и людей, которые ее читают

«Лишний человек», «луч света в темном царстве», «среда заела», «декабристы разбудили Герцена»… Унылые литературные штампы. Многие из нас оставили знакомство с русской классикой в школьных годах – натянутое, неприятное и прохладное знакомство. Взрослые возвращаются к произведениям школьной программы лишь через много лет. И удивляются, и радуются, и влюбляются в то, что когда-то казалось невыносимой, неимоверной ерундой.Перед вами – история человека, который намного счастливее нас. Американка Элиф Батуман не ходила в русскую школу – она сама взялась за нашу классику и постепенно поняла, что обрела смысл жизни.