Скрытые инструменты комедии - [7]
«Играть комедию — значит делать ее громче, быстрее и смешнее».
«Играть комедию — значит просто не брать дурного в голову».
«Комедия — это о жестокости по отношению к другим людям».
«Комедия — насмешка над другими людьми».
«Комедия глупа».
«Комедия — это слэпстик».
«Комедия — это всего лишь точный расчет времени».
«Комедия не имеет значения, и касается она вещей незначительных».
«Комедия — вещь легкая».
В последующих главах мы развеем одну часть этих мифов и подправим другую. А попутно покажем вам, как комедия работает, почему она работает (иногда), как устранить проблему в сцене или сценарии, которые почему-то не получаются, а также как применить это вновь обретенное понимание комедии в сочинительстве, режиссуре, в продюсерском деле, в актерской игре или просто как получать удовольствие в чистом виде.
Итак, начнем.
Глава 2. Тест на восприятие комедии
Я отнюдь не стэндап-комик, но слушатели семинара по комедии всегда ожидают, что преподаватель вот-вот скажет что-нибудь смешное. И теперь, чтобы оправдать их ожидания, я начинаю каждый курс со своей любимой шутки[7]:
Двум евреям становится известно, что ежедневно в 8 утра Гитлер прогуливается по одной и той же аллее, поэтому они решают дождаться его на этой аллее, убить и спасти мир. Итак, они приходят на эту аллею в 5 утра и ждут... 6 утра... Они ждут... 7 утра... Они по-прежнему ждут... 8 утра, а Гитлера все нет. Они решают подождать еще... 9 утра... 11 утра... 2 часа дня. Наконец в 4 часа один из них поворачивается к другому и говорит: «Надеюсь, с ним ничего не случилось!»
Обычно эта шутка вызывает смех. (Если вы не засмеялись, не переживайте. Я к этому привык.) Но задайтесь вопросом: почему это смешно? Почему смешна шутка о Гитлере? О Второй мировой войне? О Холокосте? Почему мы смеемся над шуткой о человеке, виновном в гибели миллионов людей? Над чем именно мы смеемся?
Хорошие вопросы. Полагаю, самое время провести ТЕСТ НА ВОСПРИЯТИЕ КОМЕДИИ, чтобы проверить, воспринимаем ли мы комедию со 100-процентной остротой зрения.
Ниже приводятся семь предложений. В них нет никакого скрытого смысла. Только то, что вы читаете. Они не имеют предыстории. Прочитайте их внимательно.
А. Человек, поскользнувшийся на кожуре от банана.
Б. Человек в цилиндре, поскользнувшийся на кожуре от банана.
В. Человек, поскользнувшийся на кожуре от банана, после того как пнул собаку.
Г. Человек, поскользнувшийся на кожуре от банана, после того как потерял работу.
Д. Слепой, поскользнувшийся на кожуре от банана.
Е. Собака слепого, поскользнувшаяся на кожуре от банана.
и
Ж. Человек, поскользнувшийся на кожуре от банана, умирает.
Итак, вот вы и проходите тест. Семь предложений, семь словесных картинок. Никакого скрытого смысла. Никакой интерпретации. Что видите (или, скорее, читаете), то и есть. А теперь ответьте на эти четыре вопроса: Какое из этих предложений самое смешное? Наименее смешное? Наиболее комичное? Наименее комичное?
И здесь вы можете подумать: «Комичное и смешное. Разве это не одно и то же?»
Отличный вопрос, спасибо, что задали его. Но пока давайте сосредоточимся на вашем выборе самого смешного, наименее смешного, наиболее комичного и наименее комичного.
Начнем с того, что, по вашему мнению, является самым смешным.
Итак, какую пару утверждений вы выбрали? Вот эту?
А) «Человек, поскользнувшийся на банановой кожуре»
Б) «Человек в цилиндре»
Как насчет В) «Человек, пнувший собаку»? Или Г) «Человек, потерявший работу»? (Ну ладно, это может показаться смешным только его шефу.)
А что, если ваш выбор Д) «Слепой»? (Если да, то как же вам не стыдно! Вы просто извращенец!)
А может, ваш выбор Е) «Собака слепого» или даже Ж) «Человек, поскользнувшийся на кожуре от банана, умирает»?
Какое же из них вам показалось самым смешным?
Ответ на вопрос о самом смешном из этих предложений, конечно же...
Глава 3. Ответ (теория комедии)
...Все они!
Все они?
Все они.
Вы были правы независимо от того, какое из предложений выбрали. (Вы чувствуете себя уверенней, правда ведь? Будто в 60-е вернулись. Давайте же обнимем друг друга!)
Все они самые смешные, потому что есть разница между смешным и комичным. Смех — вещь субъективная. Смешным может быть ЧТО УГОДНО, ЗАСТАВЛЯЮЩЕЕ ВАС СМЕЯТЬСЯ. Никаких вопросов, никаких аргументов. Если вы смеетесь, это смешно... для вас. И точка. Не обсуждается. И наоборот. Если вы над чем-то не смеетесь, то ни один интеллектуал или преподаватель не докажет, что вам следовало бы смеяться. И если это «что-то» не вызывает у вас смеха, значит, как говаривал мой дядя Мюррей: «По мне, это не так уж смешно». И что бы ни твердили эксперты из New Yorker или Entertainment Weekly, для вас это не смешно. Именно для вас.
Допустим, вы идете в кино и смеетесь, а кто-то оборачивается и говорит: «Это не смешно!» И что вам остается? Стукнуть себя по лбу и зарыдать: «Вы правы! Это — не смешно. Ну и дурак же я. Думал, что получаю удовольствие — и как же я ошибся!»
То есть, если вы смеетесь (даже таким, знаете, смехом в глубине души), значит вам смешно. Но комедия ли это?
Ну, вот есть у меня племянник, ему восемь лет, и я могу заставить его смеяться, если скорчу смешную рожу: например, засуну пальцы в нос и в рот, растяну их пошире, выпучу глаза и высуну язык или что-то в этом роде. Ему от этого смешно. (Попробуйте сделать то же самое, может, тоже кто-то засмеется. Ну же, смелее.) Но у меня есть еще и племянница. Ей два года. И я могу заставить ее смеяться, если просто потрясу связкой ключей у нее перед глазами. Я часто проделываю это на своих семинарах, и опыт показывает: сценаристы тоже смеются, если потрясти ключами перед ними. И снова: ей — и сценаристам тоже — смешны раскачивающиеся и позвякивающие ключи.
В новую книгу волгоградского литератора вошли заметки о членах местного Союза писателей и повесть «Детский портрет на фоне счастливых и грустных времён», в которой рассказывается о том, как литература формирует чувственный мир ребенка. Книга адресована широкому кругу читателей.
«Те, кто читают мой журнал давно, знают, что первые два года я уделяла очень пристальное внимание графоманам — молодёжи, игравшей на сетевых литературных конкурсах и пытавшейся «выбиться в писатели». Многие спрашивали меня, а на что я, собственно, рассчитывала, когда пыталась наладить с ними отношения: вроде бы дилетанты не самого высокого уровня развития, а порой и профаны, плохо владеющие русским языком, не отличающие метафору от склонения, а падеж от эпиграммы. Мне казалось, что косвенным образом я уже неоднократно ответила на этот вопрос, но теперь отвечу на него прямо, поскольку этого требует контекст: я надеялась, что этих людей интересует (или как минимум должен заинтересовать) собственно литературный процесс и что с ними можно будет пообщаться на темы, которые интересны мне самой.
Эта книга рассказывает о том, как на протяжении человеческой истории появилась и параллельно с научными и техническими достижениями цивилизации жила и изменялась в творениях писателей-фантастов разных времён и народов дерзкая мысль о полётах людей за пределы родной Земли, которая подготовила в итоге реальный выход человека в космос. Это необычное и увлекательное путешествие в обозримо далёкое прошлое, обращённое в необозримо далёкое будущее. В ней последовательно передаётся краткое содержание более 150 фантастических произведений, а за основу изложения берутся способы и мотивы, избранные авторами в качестве главных критериев отбора вымышленных космических путешествий.
«В поисках великого может быть» – своего рода подробный конспект лекций по истории зарубежной литературы известного филолога, заслуженного деятеля искусств РФ, профессора ВГИК Владимира Яковлевича Бахмутского (1919-2004). Устное слово определило структуру книги, порой фрагментарность, саму стилистику, далёкую от академичности. Книга охватывает развитие европейской литературы с XII до середины XX века и будет интересна как для студентов гуманитарных факультетов, старшеклассников, готовящихся к поступлению в вузы, так и для широкой аудитории читателей, стремящихся к серьёзному чтению и расширению культурного горизонта.
Расшифровка радиопрограмм известного французского писателя-путешественника Сильвена Тессона (род. 1972), в которых он увлекательно рассуждает об «Илиаде» и «Одиссее», предлагая освежить в памяти школьную программу или же заново взглянуть на произведения древнегреческого мыслителя. «Вспомните то время, когда мы вынуждены были читать эти скучнейшие эпосы. Мы были школьниками – Гомер был в программе. Мы хотели играть на улице. Мы ужасно скучали и смотрели через окно на небо, в котором божественная колесница так ни разу и не показалась.
