Скрытая угроза - [14]

Женщина не вспылила, увидев, что ее собеседник посуровел.

– Я попыталась вам ответить. Насколько я знаю, нет. В общем-то, я уверена, что нет.

– Есть ли у вас или был ли в прошлом конфликт с родителями детей?

– Ни в коем случае. Никаких конфликтов ни с кем из родителей. У нас в садике конфликтов нет. Можете проверить все за десять лет и опросить всех родителей квартала. Родители приводят ко мне своих детей и умоляют, чтобы я приберегла место для тех, кто еще не родился.

Авраам вытащил из картонной папки фотографию чемодана, сделанную перед тем, как его взорвали, и спросил, знаком ли он Хаве, а потом показал ей фото Узана. И снова безрезультатно.

– Пожалуйста, посмотрите на эту фотографию повнимательней, – упорствовал он. – Уверены, что этот человек вам незнаком? Что поблизости от садика вы его не видели?

Коэн по-прежнему все отрицала.

– Вы в последнее время не получали никаких угроз? Телефонных звонков?

Инспектор глядел на Хаву и видел, что она лжет.

Напротив на стене был крупный рисунок букета, который с начала беседы привлек его внимание. В центре каждого цветка была фотография ребенка, вокруг которой были сделаны лепестки из цветной гофрированной бумаги. С того места, где сидел Авраам, лиц детей было не рассмотреть.

– То, о чем я вас спрашиваю, не выйдет за пределы этой комнаты. Я хочу знать, не связан ли, по вашему мнению, кто-то из родителей с криминальными разборками.

Хава Коэн удивленно поглядела на полицейского.

– Вы считаете, что злоумышленник пытался угрожать кому-то из родителей?

– Я просто спрашиваю.

Когда дело касалось не ее, воспитательница была поспокойней.

– У меня тут нет детей из трущоб, и, насколько я знаю, все здешние родители в полном порядке.

– А если я спрошу вас, чем каждый из них занимается, вы ответить сможете?

Коэн повернулась и взглянула на картинку, привлекшую внимание Авраама.

– Не уверена. Отцов я вижу нечасто, больше приходят матери. Часть из них работает, часть – нет. И это только начало года, я всех еще не знаю… Могу сказать, что отец Аркадия – электрик, потому что на прошлой неделе он помог нам с электричеством.

Спросив, кто еще работает в этом садике, Авраам встал со своего стула.

– Никто, – ответила Хава. – Только я и моя помощница.

Когда инспектор попросил номер телефона помощницы, он почувствовал, что воспиталка снова напряглась. Несмотря на нежелание видеть его в садике в начале беседы, Коэн попросила его прийти для разговора с помощницей завтра, потому что он вряд ли сумеет поймать ее по телефону.

– И что она может вам добавить, кроме того, что сказала я? Она здесь меньше двух недель. Я взяла ее за день до начала года, и ни о родителях, ни о доме она ничего не знает, – добавила Хава.

* * *

Поговорить с Иланой ему удалось только назавтра, после того, как он закончил срочные дела.

* * *

Узан снова покинул квартиру в одиннадцать и, нигде не останавливаясь, поехал на черной «Хонде» в больницу. Из машины он вышел с большой сумкой со сменной одеждой, а из больницы ушел в четыре, без сумки. Авраам колебался, вызвать ли его на дополнительный допрос, но кроме свидетельства соседки, узнавшей его на фотографии и решившей, что он отец какого-нибудь ребенка из детсада, никакой новой информации у него не было. Детей у Амоса не имелось.

Инспектор переслал два сообщения на мобильник помощницы воспитательницы и, как и сказала Хава Коэн, ответа не получил. Все же он решил вызвать эту помощницу для дачи свидетельских показаний в участок, а не допрашивать ее в садике в присутствии воспиталки, и впоследствии убедился, что это решение было правильным.

Несмотря на то, что пока они будто бы никуда не продвинулись, у Авраама было ощущение, что все вот-вот разрешится.

Впервые после возвращения на службу он вышел покурить на ступеньках, ведущих в участок, как любил это делать. Жара была терпимой, иногда даже налетал ветерок, и инспектор думал о том, что перед Рош ха-Шана стоит закупиться. Из кабинета он позвонил Илане, и, услышав его голос, она обрадовалась.

– Ты уже две недели в стране и еще не удосужился заскочить поздороваться?

Авраам объяснил, что вернулся к работе и в одиночку занимается делом о муляже взрывчатки, подложенном на улице Лавон.

Лим не ответила, и ему показалось, что в этом ее молчании есть какая-то отстраненность.

– И как оно продвигается? – наконец спросила она.

– Да я, в общем-то, поэтому и звоню, – сказал инспектор и рассказал ей про винную лавку.

– Я думала, что эту взрывчатку подложили к детскому садику.

– Такова была первая версия, но когда я приехал на место, то обнаружил эту лавку и решил, что не стоит исключать и этот вариант.

Илана с этим согласилась и посоветовала Аврааму поговорить с хозяевами других заведений в округе, которых, возможно, тоже шантажируют, и он сказал, что уже сделал это. Никто из владельцев жалоб на шантаж не подавал, и, по данным полиции, никакая банда не тянула с них деньги за крышевание.

Инспектор слушал знакомый голос и ждал, что Лим упомянет свой отчет о деле Офера Шараби.

Илана рассказала, что в последние месяцы ведется негласное расследование на государственном уровне, связанное со ввозом в Израиль контрафактного алкоголя. Гигантская сеть, в которой, по-видимому, участвует не одна преступная группа. Если выяснится, что тут есть связь, арест того, кто подложил этот муляж, может навести следователей на главу всей банды.