Скриба - [134]

До шахты добрались ближе к полудню. Посланные вперед дозорные сообщили, что место выглядит пустынным, однако на всякий случай Исам разделил людей на две группы. Первая отправилась в бывшие жилища для рабов, вторая – в галереи. В одной из построек Хоос нашел рыбьи кости и яичную скорлупу. Похоже, ели недавно, но вместо того чтобы сообщить о находке Исаму, он разбросал остатки пиршества и присыпал их землей. Заглянув во все углы и ничего подозрительного не обнаружив, группа Исама присоединилась к той, что осматривала шахту.

В первой галерее темнота была такая, словно они попали в бочку с дегтем. По мере продвижения проходы все больше сужались, так что идти приходилось пригнувшись, в затылок друг другу. Кто-то оступился, и земля тут же поглотила его – слышны было лишь удары тела при падении. Они раздумывали, продолжать ли путь или выбираться из этой ловушки, как страшный обвал чуть не погубил их всех. К счастью, они остались живы, но пыль грозила забить легкие, поэтому, когда один бросился к выходу, остальные, задыхаясь, последовали за ним. Подавленные, напуганные, в синяках и шишках, они выбрались наружу и решили немедленно возвращаться в крепость.

Когда в галерее вновь воцарилась тишина, Горгиас вылез из-за сломанных тележек, за которыми прятался, и, кашляя и отплевываясь, возблагодарил Господа за помощь. Затем он с трудом покинул свое убежище и разгреб остатки завала, им же самим и устроенного.

Слава Богу, он предвидел подобную ситуацию.

Несколько дней назад, во время одной из своих вылазок, он обнаружил в этой галерее плохо закрепленную балку. Сначала он испугался, но потом придумал, как в случае необходимости сломать поддерживавший ее столб. Он заменил землю вокруг его основания небольшими камнями, причем последний, на котором, собственно, столб и должен был держаться, был длинный и небольшого диаметра. Очень аккуратно он поставил его вертикально между основанием столба и оставшейся выемкой, а остальные камни убрал, так что столб всей своей тяжестью лег на этот продолговатый камень. Затем он привязал к нему веревку, присыпал ее песком, отступил в ближайшую нишу и удостоверился, что, если дернуть за веревку, камень сдвинется и вызовет падение столба, балки и вообще всех перекрытий.

Горгиас мысленно вернулся к событиям этого дня.

Утром, сидя в хижине, он услышал лошадиное ржание. Он быстренько расправился с рыбой, вышел наружу и сразу увидел приближающихся к шахте людей. Схватив Белянку, он со всех ног бросился к галерее и спрятался там, умоляя Господа не дать пришельцам войти внутрь. Однако вскоре показался первый факел, и ему пришлось перебраться к ловушке, спрятаться за тележкой и ждать, пока незваные гости подойдут достаточно близко. Спустя несколько минут он их увидел. Если бы они продвинулись еще немного, они бы его обнаружили – один чуть не наткнулся на тележку, служившую ему прикрытием. Горгиас приготовился – пора! Он намотал веревку на руку, что было сил дернул, камень сдвинулся, столб рухнул, и произошел обвал.

Когда он добрался до выхода, незнакомцев и след простыл. Горгиас порадовался удачному исходу дела, жаль только Белянке пришлось свернуть шею, чтобы в неподходящий момент не закудахтала.

*****

По возвращении в Вюрцбург от одной из служанок Хоос узнал, что Тереза вышла вместе с мачехой: женщина хотела забрать из дома кое-какую одежду, а девушка – немного прогуляться. Хоос тут же оставил оружие, умылся и пошел повидаться с Терезой.

Он нашел ее сидящей на пне в одном из огородов, подошел сзади и слегка коснулся волос. Девушка обернулась – лицо у нее было грустное, хотя она и силилась улыбнуться, – и сразу заговорила об отце; Хоос пообещал помочь ей в поисках.

Укрывшись от порывов ветра в колоннаде, они обогнули внутренний двор собора. По пути Хоос сорвал несколько цветков и неумело украсил ими голову девушки – ее волосы пахли свежестью и влажной травой. Потом он обнял ее за талию и начал шептать о своей любви. Тереза даже закрыла глаза в надежде, что так эти слова запомнятся на всю жизнь.

Наконец они дошли до предоставленной девушке комнаты, никого не встретив по пути, и Тереза закрыла за собой дверь.

Хоос припал к ней долгим поцелуем и принялся гладить шею, лицо, затылок, а потом обнял так крепко, словно хотел удержать навсегда. Тереза чувствовала жар его тела, прерывистое дыхание, дерзкие губы, достигавшие самых потаенных уголков. От его бесстыдных ласк и слов она тоже распалялась: пальцами он ощущал ее затвердевшие соски, а языком – ее мягкий и влажный рот. Она позволила раздеть себя и покрыть поцелуями; с каждым мгновением она желала его все сильнее, после каждой ласки ей требовалась другая, еще более страстная и запретная.

Когда его член скользнул ей между ног, она затрепетала от наслаждения.

Сгорая от стыда и постанывая, она умоляла войти в нее, и он сделал это – медленно, но с напором сладострастия. Она обвила его ногами, чувствуя его тугую плоть, каждую клеточку его кожи и двигая бедрами в такт учащающемуся ритму. Еще быстрее, еще сильнее – она просила его продолжать, не останавливаться, щеки ее разгорались, и наконец жаркая волна затопила ее, доведя до исступления.