Скриба - [112]

– Ну что ж, тогда ступайте к этому праведнику и заплатите ему за никуда не годного вола. А меня предупредили, что он мошенник, и сколько бы вы ни сердились, дети все равно голодные, неделю, наверное, не ели.

Алкуин лишь покачал головой и пошел вместе с Терезой к Фьору.

Фьор оказался пузатым норманном, который все дела обделывал исключительно за стаканом вина. Не успев познакомиться, он предложил им выпить, а потом показал несколько здоровых и сильных животных. Остановились на среднего размера пятнистом воле, который, по словам хозяина, с первого дня будет работать как проклятый. Торговец запросил двадцать динариев, то есть отдал почти даром, если учесть, что волу было больше трех лет.

– Я тоже ростом не вышел, а каждый день тружусь не покладая рук, – пошутил Фьор, открывая в улыбке рот с несколькими деревянными зубами.

Он также показал им разную кожаную упряжь и орудия для обработки земли. Некоторые требовали починки, но продавались очень дешево, и Тереза с Алкуином решили их приобрести. Покончив с волом, они спросили Фьора насчет недорогих рабов, но тот, узнав, какой суммой они располагают, лишь покачал головой и сказал, что за такие деньги им вряд ли удастся купить даже свинью.

– Правда, я могу продать вам Олафа. Он хороший работник, но с тех пор как потерял ногу, от него одни неприятности. Если он вам подходит, хоть сейчас забирайте.

Заметив, что Тереза заинтересовалась, Алкуин отвел ее в сторону.

– Боже мой, он же одноногий, получишь нахлебника, да и только! Иначе с чего бы он отдавал его за бесценок, можно сказать, дарил? – пытался он вразумить девушку.

Однако Тереза проявила упрямство. Если она – владелица рабов, ей и решать, сколько у каждого должно быть ног.

– Его жена и дети тоже могут работать, – добавила она.

– Их он продавать не собирается или попросит еще денег, которых у нас нет. К тому же тебе нужен раб, а не целая семья.

– Не вы ли говорили, что лучше покупать женатых, мол, тогда они не убегут?

– Черт возьми, как он убежит, с одной-то ногой?

Тереза подошла к Фьору, по обыкновению смакующему вино.

– Хорошо, мы их забираем, – сказала она, показывая на женщину и ребятишек, которые, стоя за повозкой, ловили каждое их слово.

– О жене и детях речь не идет, или платите еще пятьдесят динариев.

– Пятьдесят динариев за этих скелетов? – с возмущением воскликнула девушка.

– Нет, по пятьдесят за каждого, итого сто пятьдесят.

Тереза в упор взглянула на Фьора. Может, он и считает себя опытным торговцем, но явно не понимает, с кем имеет дело. Девушка вытащила скрамасакс и одним ударом перерубила веревки, которыми к спине вола был привязан груз, и тот с грохотом упал на землю. Мужчина в изумлении воззрился на нее.

– Сорок динариев за всю семью, или останетесь со своим одноногим, коротышкой волом и сломанными инструментами.

В первое мгновение мужчина напрягся, но, взглянув на черепки, от души расхохотался.

– Вот чертовка! Хоть бы всех женщин дьявол забрал!

Все еще смеясь, он взял протянутый Терезой мешочек с деньгами, потом они выпили, и Алкуин с девушкой отправились в обратный путь. За ними хромал Олаф, его жена тянула за собой вола, а на нем восседали двое ребятишек, криками помогая матери.

Как и следовало ожидать, ходок из Олафа был никудышный, а вот собеседник он оказался любопытный. Пока дошли до города, он успел рассказать всю свою тяжелую жизнь, впрочем, не более тяжелую, чем у любого, рожденного в рабстве. Для него это состояние было естественным, он не тосковал по свободе, поскольку не знал ее, и не терпел жестокостей от хозяев, так как всегда трудился на совесть, и с ним обращались хорошо.

Единственное, о чем горевал Олаф, так это о потерянной ноге. Беда приключилась два года назад – огромная ель, которую он рубил, упала раньше, чем он ожидал, и придавила ногу, раздробив кости. К счастью, мясник ампутировал ее, прежде чем началось заражение, и Олаф чудом избежал смерти, однако с тех пор жизнь его семьи неуклонно ухудшалась, пока не превратилась в ад.

Сначала Фьор надеялся, что Олаф сможет работать по-прежнему, но когда стало ясно, что это не так, он превратился в обузу. Пока нога заживала, он старался быть полезен благодаря хорошему знанию окрестностей и умелым рукам, но как только Фьор обучил нового надсмотрщика, Олафу пришлось собирать отбросы, чтобы не дать умереть детям и Лусилии.

– Я еще могу работать, – настаивал он, пытаясь ускорить шаг. – Я умею ездить верхом, и в пастбищах я дока.

– Не вздумай покупать лошадей, он сбежит на первой же, – прошептал Алкуин на ухо Терезе.

Алкуин предложил семье Олафа эту ночь провести в аббатстве, а завтра уже переезжать в свою хижину в лесу. Поставив вола на конюшню, все отправились на монастырскую кухню и поужинали луковым супом, ржаным хлебом и яблоками, которые для ребятишек были невиданным лакомством. Всему семейству разрешили переночевать у огня, и мать с детьми, устав от волнений и впечатлений, моментально уснули, а Олаф еще долго ворочался на непривычно мягком тюфяке.

На следующее утро Тереза пришла за ними. На повозку погрузили зерно, немного еды и старые земледельческие орудия, которые через неделю нужно будет вернуть. Достать их помог Алкуин, он же отпустил девушку на этот день из скриптория, за что она была очень ему благодарна. До места добрались нескоро, хотя отправились самой короткой дорогой, так как детишки несколько раз останавливались пописать, а Олаф пытался идти пешком, демонстрируя Терезе свою пригодность в хозяйстве.